Оба сына графа были старше Гарри и так самозабвенно увлекались фривольными развлечениями Лондона, что, невзирая на давление родителей, отказывались жениться.
Один волочился за красавицами из общества, естественно, замужними; другой предпочитал смазливеньких актрис, которых легко можно было найти на сценах «Друри Лейн»[2] и «Гейети»[3], особенно славившегося своими красотками.
В итоге к тридцати годам оба они оставались неженатыми… Таким-то образом Гарри в свои двадцать четыре года, будучи законным наследником, стал девятым графом Лэнгстонским.
Канеде казалось, что это судьба взмахнула над ними волшебной палочкой и, словно Золушку тыква, превратившаяся в сказочную карету, привезла ее во дворец принца.
Лэнгстон-парк, который ей довелось посетить к этому времени лишь несколько раз, вполне соответствовал такому определению.
Огромное сооружение в стиле Блейнхемского дворца[4] и замка Говард, воздвигнутое там же архитектором Ванбругом, очаровало ее еще при подъезде к Лэнгстон-парку.
Хотя Гарри был немногословен, по жилке, бьющейся у него на виске, она поняла, что брат ощущает подобный восторг.
Тотчас по их прибытии состоялись похороны безвременно ушедших графа и его сыновей; огромный дом наполнили родственники, съехавшиеся со всей Англии не только для прощания с усопшими, но и затем, чтобы посмотреть на наследника придирчивым взглядом.
Последние двадцать пять лет Джеральд Лэнг уделял немного внимания родственникам, а они – соответственно – ему, и всем, вполне очевидно, хотелось понять, каким будет новый глава рода, станет ли он соблюдать сложившиеся традиции.
«Немыслимо, – думала Канеда, наблюдая за собравшимися, – чтобы внешность брата не произвела на них впечатления».
Широкоплечий, светловолосый, красивый, Гарри выглядел истинным Лэнгом.
Трудно было даже представить, что этот молодой человек – англичанин лишь наполовину, ибо его мать была француженкой.
Канеда, напротив, унаследовала черты роскошной красавицы Клементины де Бантом, с которой Джеральд Лэнг познакомился во время поездки по Франции и воспылал к ней страстью, немедленно решив сделать своей женой.
Брак с иностранкой сочли несомненной ошибкой не только Лэнги, но и Бантомы, разъяренные тем, что нищий и – с их точки зрения – ничтожный англичанин убедил Клементину бежать с ним буквально накануне свадьбы с другим человеком.