– Скорее всего, он просто лазутчик, – продолжил свою мысль Заурбек.
Наглый советник уже начал меня раздражать.
– Если бы я был лазутчиком, я постарался бы узнать о войсках этого государства изнутри! Зачем выделяться, жить вдали от людей? Я и в Бештауне-то был только один раз…
– В этом и заключается твой коварный план, – потер руки Заурбек. – Усыпляешь бдительность.
Я не ответил. Княжна мягко улыбнулась:
– Может быть, ты и вправду хочешь поступить на службу? Воины не получают большого жалованья, но пользуются определенными привилегиями…
– Ваш слуга ищет покоя, – смиренно опустив голову, ответил я.
Ответ княжне не понравился. По понятиям ее народа, такое поведение нестарого еще мужчины было предосудительно.
– Здесь ты вряд ли его найдешь, – ответила она. – Темные силы грозят нам из-за Врат.
– Тот, кто хочет, найдет истинный покой даже среди битвы, – ответил я.
Девушки замолчали, обдумывая довольно тривиальную сентенцию. А я еще раз наполнил кубки и плошки – в литровой бутылке было много вина.
Не спрашивая разрешения госпожи, Эльфия поднялась и подошла к картине. Довольно долго она молча разглядывала ее, даже привставала на цыпочки, чтобы увидеть высокие, плохо освещенные углы.
Я же разглядывал стройную девушку и сделал весьма интересное с точки зрения этнографии наблюдение: телохранительницы княжны Бештауна носили черные шелковые чулки. Во всяком случае, Эльфия носила. Сколько бы вы ни изображали из себя отшельника и аскета, если вы нормальный мужчина, такие вещи всегда будут вас занимать. Кроме того, несмотря на постоянные разъезды верхом, девушка не была кривоногой. Напротив, под юбкой угадывались ножки чрезвычайно соблазнительной формы.
– Что изображено на этой картине, сэр Лунин? – насмотревшись вдоволь, спросила Эльфия. Ее полные губы были полуоткрыты, словно девушка хотела попробовать картину на вкус.
– Восход далекого и прекрасного солнца в давние, но незабвенные времена. В сгинувшей ныне стране.
– Ты, случаем, не улигэрч?[1] – Заурбек, обожравшийся кураги с кислым молоком, сыто отрыгнул. – Или просто любишь наводить тень на плетень?
Я охотно рассказал бы о сияющем Авеноре, изображенном на тусклом холсте, Эльфии или ее госпоже, но мне совсем не хотелось распространяться об этом прекрасном крае при Заурбеке.
– Я не пою и не пляшу, если тебя интересует это, – нахмурившись, ответил я Заурбеку. – Но больше всего скромный отшельник, в доме которого вы оказались, любит покой, – вновь повторил я, опустив глаза.