– И как я сюда попал? Что случилось?
– На эти вопросы ответит профессор. – Медсестра скромно потупила глаза.
– Вы хоть можете сказать мне, в каком заведении мы находимся?
– Не могу, – твердо ответила Инна. – Я обязана следить только за вашим комфортом.
– Что ж, вам это удается, – улыбнулся я. – Когда я увижу профессора? И как его зовут? И каких наук он доктор?
– Профессор Варшавский – нейрофизиолог, – прощебетала девушка. – Видеть его вы можете в любой момент.
Про себя я подумал, что попал не в те руки. Уж если за меня взялись нейрофизиологи, можно складывать лапки домиком. С другой стороны, нервы – не психиатрия. И отношение лучше, и надежда на выздоровление есть… Или все же нет? Я слабо разбирался в медицине. Наверное, профессор мне все расскажет…
– Так зовите, – предложил я. – Ваше общество мне приятно, но я хотел бы получить ответы на некоторые вопросы.
Профессор Варшавский оказался моложавым кучерявым субъектом. Большие и умные карие глаза, высокий лоб, широкая улыбка. Ходил он, конечно же, в белом халате, с молоточком в руке и стетоскопом на шее. На меня, когда полагал, что я его не вижу, поглядывал настороженно, с некоторой долей опаски. Что я, покусал кого-то в беспамятстве?
– Рад видеть вас в добром здравии, – жизнерадостно проговорил профессор.
Голос у него был высокий, резковатый. Под халатом я разглядел солидный черный костюм с каким-то неярким галстуком. Ботинки – старомодные, тяжелые.
– И я рад, – сказал я, улыбаясь. – Только если я в добром здравии, зачем же меня здесь держат?
– Держат? – переспросил профессор. – Никто вас не держит, господин Воронов. Вы всего лишь проходили курс восстановления после травмы.
– Это уже интереснее, – вслух заметил я. – Как вас звать, профессор?
– Александр Львович, – ответил доктор, поспешно вынимая из бокового кармана халата бейдж и прикрепляя его к нагрудному карману. На желтоватой карточке шрифтом, отчего-то стилизованным под старославянский, было отпечатано:
«Профессоръ Варшавский Александръ. Московский университетъ»
– Рад познакомиться, – сказал я. – Так какой, говорите, у меня диагноз?
– Амнезия. Вы пребывали в коме в течение нескольких лет, – обыденным тоном проговорил профессор.
– Нескольких лет? – тупо переспросил я.
Не уверен, что на моем лице ничего не отразилось. Может быть, я даже побледнел. И Варшавский принялся меня утешать: