– Я замерзла… – вздрогнув, пробормотала Риган.
Карим поднялся с ложа и прикрыл деревянные ставни. Затем, подойдя к сундуку и подняв крышку, достал тонкое шерстяное покрывало и протянул его Риган.
– Под ним и рядом со мной ты скоро согреешься. Давай-ка ляжем рядышком! – И, не дождавшись ее ответа, он распростерся на ложе и протянул к ней руки.
– Ты хочешь спать со мной? – Глаза Риган вновь были полны страха, но голос звучал твердо.
– Это наша с тобой общая спальня, – спокойно объяснил он. – Полезай под покрывало, Зейнаб, ведь я сказал тебе, что не возьму тебя силой. Я не лгу тебе.
…А перед глазами у нее стоял Йэн Фергюсон, бесстыдно бахвалящийся своей мужской статью, Йэн Фергюсон, который безжалостно истерзал ее девственную плоть, удовлетворяя свою животную похоть, растаптывая ее душу… Гуннар Кровавый Топор был немногим лучше, но по крайней мере ей не пришлось глядеть в его искаженное лицо, когда он ее насиловал…
Она взглянула на Карима-аль-Малику. Он лежал на спине, закрыв глаза, но она чувствовала, что он не спит. Можно ли ему довериться? Должна ли она ему поверить?
Дрожащей рукой она откинула покрывало и скользнула в тепло… Тотчас же ее обняли мужские руки – Риган даже подпрыгнула.
– Что ты делаешь? – испуганно спросила она.
– Так ты скорее согреешься, – ласково сказал Карим, – прижмись ко мне. Но если ты не хочешь, что ж, я понимаю тебя…
Она чувствовала тепло его руки на своих плечах. Ощущала все его крепкое тело… Присутствие его отчего-то действовало успокаивающе.
– Но не позволяй себе ничего больше! – все же предупредила она сурово.
– Только не сегодня. – В сгустившейся тьме она не увидела его улыбки. – Покойной ночи, моя милая Зейнаб. Покойной ночи…
– Ну? – поинтересовался поутру Донал Рай. – Вправду ли Зейнаб стоит того серебра, что я отвалил за нее викингу?
– На все свое время, старый друг! – отвечал Карим-Аль-Малика. – Девушка стала два раза подряд жертвой двух грубых и неотесанных мужланов. Нужно время, чтобы завоевать ее доверие. Но я добьюсь этого. Никогда не было у меня подобной ученицы! Она невежественна и вместе с тем мудра не по годам. А о любви, и тем более о страсти, она не имеет ни малейшего представления. Пройдет по крайней мере год, прежде чем ее можно будет не стыдясь преподнести калифу. А может, и того больше… – Карим отхлебнул горячего вина, приправленного специями, из серебряного, отделанного ониксом кубка. – Ты согласен дать мне такой срок или, может быть, предпочтешь выставить ее на продажу на хорошем рынке в Аль-Андалус и вернуть себе свои деньги? Ведь на ее обучение нужно будет потратиться…