— Если я сумею оставить воспоминания, я с тобой свяжусь, —
проигнорировала моё предупреждение Инесс. — До встречи,
Ярослав.
Ещё какое-то время она, замерев, прислушивалась, очевидно,
проверяя, все ли в доме ещё спят. А после, тихо щёлкнув щеколдой,
шустро выскользнула из комнаты. И только и осталось после неё
витающий в комнате аромат сирени и мяты.
Две недели пролетели в суете. Точнее, для меня это были
спокойные, размеренные будни, насыщенные тренировками и
размышлениями, но вот вокруг началась настоящая суматоха.
В первую неделю нас посетила чародейская комиссия с обязательным
обыском. Комиссию возглавляла тёмная ведьма Зарина Дробус, она с
особой дотошностью осматривала поместье, а особенно потайную
комнату, к которой отцу пришлось на время открыть доступ. К
счастью, отец успел избавиться от нелегальной мёртвой ойрой и
проверку мы прошли.
Отец с Олегом с особым рвением взялись за дела и всё вокруг
закипело. В Вороновом Гнезде то и дело появлялись представители
императора, сновали туда-сюда с бумагами. Постоянным гостем у нас
теперь стал князь Евсей Евсеевич Зиновьев — доверенное лицо
императора, которому вверили заниматься всей государственной
документацией по нашему источнику, а также помощью с подготовкой
добычи мёртвой ойры.
Зиновьев выходил из сильного чародейского восточного рода
Зиновичей и половину жизни служил на государственной должности в
Министерстве чародейских ресурсов. Особых высот на этом поприще он
не достиг, после перешёл на службу непосредственно к самому Михаилу
Алексеевичу, возглавив Секретариат по особым поручениям. И, видимо,
поручения, которые он исполнял, были действительно невероятно
особыми, так как его оклад, судя по слухам, в разы превышал оклады
министров.
Евсей Евсеевич был человеком средних лет, высоким, с грубым
квадратным лицом, широким ртом и носом. Его лицо было всегда
безэмоционально и, казалось, он совсем не умеет не то что
веселиться, а даже улыбаться. Зиновьев всегда был гладко выбрит,
идеально выглажен, причёсан — весь такой правильный и собранный. От
начищенных до блеска туфель до беспристрастного, рассудительного
взгляда он создавал впечатление человека крайне делового.
В происходящие дела отец меня не посвящал и во время разговоров
с Зиновьевым всегда запирался в кабинете. А стоило мне спросить
что-нибудь об источнике и делах, как отец меня или игнорировал, или
делал такое суровое лицо, что желание что-либо спрашивать, сразу же
пропадало.