– Кроме воровства и убийства есть проступки, заслуживающие примерного наказания.
– Раб не волен в своих действиях, ваше сиятельство, он обязан повиноваться господину.
– Только в известных пределах, – строго сказал граф, – и господин, не опозорив себя, не может доводить своей власти до того, чтобы приказывать…
– Похищение! Да, вот моя вина! Но что мог сделать я – ничтожный, презренный раб? Сам господин мой был орудием человека, власть которого не знала границ… Девушка была похищена, это правда…
– Вместе с матерью, – глухим голосом перебил дон Фернандо.
Индеец в ужасе поднял голову.
– А! Вы все знаете, ваше сиятельство! – вскричал он задыхающимся голосом.
– И еще многое другое. Что сталось с этими двумя женщинами?
Индеец опустил голову и ничего не ответил.
– Будешь ты говорить, презренный?
– Я не знаю, – нерешительно сказал Каскабель. – Тотчас после похищения я был арестован и перевезен в Сеуту…
– Откуда ты сбежал!
– Нет, ваше сиятельство; некий пожелавший остаться неизвестным доброжелатель снабдил меня средствами, чтобы я мог перебраться в Америку, когда после двух лет мук и страданий губернатор Сеуты велел однажды привести меня к себе и объявил, что я волен дать себя повесить, где хочу.
– И ты не знаешь имени великодушного человека, который выручил тебя?
– Я всегда думал, что это мой прежний господин; быть может, он женился на девушке, которую я помог ему похитить, и потому, больше не опасаясь, что я кому-то что-либо открою, наконец сжалился надо мной.
– Это возможно, хотя и не очень вероятно. Как звали твоего господина?
– Имени его я никогда не знал, ваше сиятельство… впрочем, вам оно наверняка хорошо известно.
– Я хочу удостовериться, что ты не лжешь.
– Ваше сиятельство, с тех пор прошло уже двадцать лет, своим примерным поведением я старался загладить ошибки молодости и забыть о них; память у меня плохая, ум слабеет, я ничего не помню, напрасный труд – расспрашивать меня дальше.
Слова эти были сказаны тоном низкого раболепства и коварной иронии, заставившим молодого человека призадуматься, однако он счел за лучшее промолчать.
– А имя свое ты знаешь? – спросил он.
– Прозвище, по крайней мере, знаю, ваше сиятельство, – меня здесь все называют Каскабелем.
– Что ты умеешь делать?
– Желаете взглянуть на мое искусство, сиятельный граф?
– Да, мне наговорили о тебе столько чудес, что я сам хочу судить о них, раз уж случай привел тебя сюда.