– Пожалуйста, говори.
Грум дернул головой при звуке печального голоса ее светлости и заговорил:
– Там есть такая высокая изгородь из шиповника, которая разделяет выпас, миледи, – сказал он. В глубине души он чувствовал, что сам допустил промашку, что он сам отчасти был причиной этого ужасного происшествия. – Его светлость ехал на новом жеребце, которого он получил от вашего кузена, лорда Саутвуда как свадебный подарок. – Он глубоко вздохнул и продолжил: – Конь внезапно остановился прямо перед этой изгородью, которую ваш супруг хотел заставить его перепрыгнуть. Хозяин был терпелив с ним, миледи. Развернул коня, поговорил с ним ласково, приободрил его. И снова подъехал к изгороди. Конь заколебался на мгновение, миледи, но потом прыгнул. – Грум покачал головой. – Он потерял равновесие. Оступился, когда был уже по другую сторону изгороди. Сбросил его светлость, а потом упал на хозяина сверху. Они оба запутались в изгороди. Конь сломал две ноги. Пришлось избавиться от него, вот так-то, миледи. Ужасная потеря. Ну… у его светлости… шея и спина были сломаны при падении. Он был совсем без признаков жизни, когда мы наконец стащили с него коня. Прошу прощения, миледи, – добавил он, когда Валентина побледнела еще сильнее. – Люди распрямили его для вас, миледи, так чтобы он выглядел поприличней.
Грум чувствовал себя несчастным. За всю жизнь он никогда не произносил так много слов за один раз. В горле у него совершенно пересохло, и он мечтал отправиться на кухню и выпить холодного сидра. Он нервно дергал себя за ухо, беспокойно переминался с ноги на ногу на широких гладких половицах большого зала дома.
Валентина онемела, хотя ум ее продолжал работать, несмотря на потрясение. «В конце концов, – подумала она с грустью, – я остаюсь дочерью своей матери». У нее были обязанности, которые необходимо исполнить, и она справится с ними.
– Нужно установить гроб, – приказала она людям спокойным, властным, как ей казалось, голосом. До этого она никогда не сталкивалась так близко со смертью. – Отнесите тело его светлости в большой зал, – продолжала она, – потом подождите, пока я поговорю со священником.
Слуги, по-прежнему храня молчание, снова подняли носилки с телом и понесли их в большой зал.
– Я побегу и приведу вам священника, миледи, – нетерпеливо предложил грум, чувствуя себя виноватым и мечтая поскорее уйти. Спокойное поведение Валентины заставляло его сильно нервничать. Ему казалось, что любая женщина, увидев тело своего мужа, должна плакать, делать что-то ужасное и не быть такой холодной и спокойной, как эта леди. Прямо жуть берет. Может быть, от этого известия она помешалась, думал он с суеверной дрожью.