Многое прояснилось. Как жаль, что я помню столь мало о событиях ночи, и по правде, не уверена в том, что граф лишил меня чести. Он просто не мог! Но очень этого хотел. В этом я не сомневалась.
От мыслей о том, что граф меня хотел, в душе стало приятно и тепло. За эти короткие сроки, этот мужчина сумел свести меня с ума. Ведь раньше я не позволяла ухажерам даже смотреть в мою сторону. А теперь?
А теперь у меня прекрасная женственная фигура, даже у Габриеллы такой не было. И это точно не магия! На ровных изгибах нет ни единого магического следа или отпечатка. Кожа нежная, будто была рождена в бутоне на ровне с другими лепестками. Мне даже показалось, что я стала выше, статнее и желаннее.
Мне нужно это видеть!
Забыв обо всем, я стала рыскать по своей комнате в поисках хотя бы небольшого зеркальца. Но все мои тумбочки оказались пустыми.
- Значит магия не может воссоздать все в точности, как я представляю. Не играет ли граф с огнем связываясь с столь сильной и неизученной магией. Ведь все это не похоже на иллюзию, а тот кролик был вполне реальным.
Сделав свое маленькое заключение, я подошла к давно забытому шкафу. Он стоял в углу у окна, когда-то в нем висели все мои детские платья. Ему не нашлось место в гардеробной, потому он доживал свой век в моих покоях, храня в себе запах цветов и детства.
Хоть я и не заглядывала в него уже лет пять, я отчетливо помнила, что внутри него было зеркало в полный рост. Скрестив пальцы, я распахнула белоснежную дверцу.
Зеркало было на месте, в отличие от моей челюсти. Та принцесса Нориэль, что родилась в Триспенне, канула в лету. А на смену ей пришла благородная леди Нориэлла, или лучше сказать графиня Нориэлла. Так я себя окрестила этим утром.
Ростом я стала выше на две головы, и это было за счет того, что у меня до жути вытянулись ноги. Если бы не появившиеся пышные бедра, с прежней-то фигурой я бы походила на цаплю. Но нет, бедра не разочаровали - совсем. Красивее моих ягодиц, были разве, что ягодицы графа Менелтора. Талия, которой в силу маленького веса у меня не наблюдалось, теперь осиной дугой отделяла прекрасные выпуклости от пышной груди.
Грудь, про нее я бы написала отдельную поэму. Она была белоснежной с розовыми, как лепестки ореолами сосков. Дальше вся эта картина перетекала к длинной утонченной шее и маленькому подбородку. Губы, теперь они были на столько чувственными, что я была готова целовать их отражение. От прежней меня остались только большие синие глаза и маленький нос.