Комната в доме Оливии.
Входят Мария и шут.
Мария. Ну говори, где ты таскался, или я рта не открою, чтобы выгородить тебя. Госпожа прикажет тебя повесить за отлучку.
Шут. По мне – пожалуй. Кто на этом свете хорошо повешен, тому лба не забреют.
Мария. Почему так?
Шут. А потому, что кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
Мария. Дурацкий ответ! Знаешь, кто выдумал это выражение «забрить лоб»?
Шут. Кто, моя красотка?
Мария. Те, кто не умеет плавать. И ты это можешь смело повторять в твоей глупости.
Шут. Да, надели, Господи, мудростью мудрых, а дурачье пусть себе отдают в рост свои дары.
Мария. Тебя все-таки повесят за то, что ты шатался так долго, или выгонят вон; а разве это для тебя не все равно, что быть повешенным?
Шут. Хорошо висеть лучше, чем худо жениться. А что до того, что меня прогонят, так мне все равно, пока на дворе лето.
Мария. Так тебе не нужна моя помощь?
Шут. Зачем? У меня и своих пара помочей.
Мария. А когда одна лопнет, так другая будет держать; а если обе лопнут, то ты потеряешь панталоны.
Шут. Ловко! Ей-богу, ловко! Продолжай, продолжай! Если сэр Тоби оставит пьянство, то ты будешь самой остроумной из дочерей Евы во всей Иллирии.
Мария. Тише, шут! Ни слова больше! Тебе не худо бы извиниться как следует.
(Уходит.)
Шут. Остроумие, если на то будет воля твоя, то помоги мне в доброй шутке! Умные люди, которые думают, что обладают тобою, часто остаются в дураках, а я, который уверен, что не имею тебя, могу прослыть за мудреца, ибо что говорит Квинапал? – «Мудрый глупец, лучше глупого мудреца».