В дверь постучали, и Уолтере, мажордом Гринвуд-Хауса, вошел в комнату.
– Милорд, карета готова отправляться в любое время, когда пожелаете. Позвольте сказать, что нам будет недоставать вашей светлости. Нам жаль, что вы уезжаете.
– Благодарю тебя, Уолтере, но я вернусь на следующий год вместе с леди Блисс. Моя жена должна переодеться. Неудобно путешествовать в свадебном платье. Мы не задержимся.
– Очень хорошо, милорд. Пожалуйста, передайте добрые пожелания от всех слуг лорду и леди де Мариско, – сказал Уолтере и с достоинством удалился.
– Мне нужна Мег и один из моих сундуков, – сказала Эйден, вставая.
– В этом нет нужды, – ответил Конн. – Я сам помогу тебе. Для тебя приготовлен сюрприз в спальне. Пошли, жена! – И, поднявшись, он взял ее за руку и повел в соседнюю комнату.
Там на кровати было разложено красивое платье с высоким воротником из роскошного коричневого бархата, отделанного золотом. Рядом с ним лежало несколько фланелевых нижних юбок и пара красивых вязаных чулок из некрашеной шерсти. По другую сторону от платья лежал такого же цвета длинный плащ, подбитый мехом, с золотыми крючками-застежками. Рядом с плащом лежала пара флорентийских кожаных перчаток. Мягкая, кремового цвета кожа была расшита мелкими жемчужинами.
Рот Эйден открылся от удивления, что доставило ее мужу еще больше удовольствия.
– Где?.. – начала она. – Как?..
– Твое свадебное платье шила модистка моей сестры. Робин сказал мне об этом. После нашего разговора два дня назад я отправился к ней и попросил, чтобы она сшила для тебя несколько платьев, которые пошли бы к твоим медным волосам. Мне не нравится, что ты всегда ходишь в черном. Понимаю, ты носишь траур по отцу, но сейчас я хочу, чтобы ты носила цвета, которые подчеркивают красоту твоих волос и твоей кожи. У твоего отца были явно старомодные представления о том, как надо одевать тебя.
– Мой отец… – горячо начала Эйден, но Конн не дал ей договорить.
– Твой отец смотрел на тебя как на дочь, однако я смотрю на тебя как муж и как любовник. Теперь повернись, Эйден, чтобы я мог распустить шнуровку! – И он повернул ее кругом, намереваясь снять с нее платье.
– О-о-о! – Эйден была взбешена. Она вдруг ясно поняла, что осталась наедине с этим мужчиной и он расстегивает на ней платье. Первым побуждением было запротестовать, и слова ярости уже были готовы сорваться с ее губ. Потом она вспомнила, кем был этот мужчина. Он ее муж, и по любому закону, и по английскому, и по Божескому, это давало ему право распоряжаться ее жизнью и смертью. Эйден стояла очень тихо, пока Конн откинул в сторону ее длинные волосы и расстегнул ей платье.