Мужчины отводили взгляды и нервно переминались, но я не дал им
покинуть поле боя просто так:
- Удаление имен этих преступников из книги родов защитит наших
женщин от покушений навсегда. Отныне любой покусившийся на жизнь
или честь женщины будет удален из книги родов и сослан в
каменоломни! – Я стукнул по столу, подтверждая свое слово, и
притаившийся в углу граф Радолен заскрипел пером, торопливо
заполняя свиток.
Больше делегаций и прошений не поступало. Впрочем, я не
препятствовал родственникам собрать юнцов в дорогу и снабдить их
одеждой и провиантом.
Все эти дела позволяли мне чувствовать себя живым, заливать
пламя тоски и боли, которое тлело в груди, не давая ни есть, ни
спать. Дикран и граф Радолен постоянно были рядом, а все прочие
придворные и слуги шарахались от меня в ужасе.
Узнав обо всем, лорд Иан отдельной депешей просил привезти тела
казненных в столицу и выставить на главной площади в назидание
всем. Его пожелание было исполнено. После этого поток доносов и
«свидетельств» увеличился настолько, что пришлось принять в штат СБ
двух новых секретарей.
Столица встретила меня настороженно. Я не стал устраивать
привычного торжественного проезда. Короткая скачка по улицам в
компании синих мундиров -и я укрылся во дворце, как раненый зверь в
своей берлоге.
Но и здесь все напоминало мне об Инире. Даже мой тайный сад
хранил под своей сенью звук ее шагов, а в ванной остался гребень с
несколькими светлыми волосами на зубцах. Едва устроившись в покоях,
я уложил под стекло изорванный плащ и забрызганные кровью
туфли.
- Прости, любимая… - Мой горячечный шепот разогнал мертвенную
тишину кабинета. - Я не уберег тебя, но я отомщу!
***
Через несколько дней после прибытия в столицу, когда схлынула
суета первоочередных дел, ко мне пришла заплаканная до красных глаз
Аделаида и с порога заявила:
- Дядя! – (Я первый раз услышал от нее такое обращение и
невольно поднял голову от свертка, лежащего на столе.) – Тебе надо
поесть, ты погубишь себя!
- Делла? – Удивился я и впервые заметил, что она в глубоком
трауре.
Племянница взяла в руки маленькое зеркальце, висящее на цепочке
на поясе:
- Дядя, посмотри на себя! – Девушка сунула мне под нос
серебристую поверхность, и я обомлел.
Из полированной глубины на меня смотрел старик: большая часть
волос поседела, глаза запали, щеки избороздили морщины.