Но я вдруг понял, что успокоился.
Трясти меня перестало и все, что я теперь чувствовал – это
усталость. И понимание, что спать до самого утра не придется. А,
может быть, и днем, потому что сейчас мы будем разделывать две
здоровенные туши и еще одну поменьше.
Допив то, что было в кружке, я кивнул
и снова подставил емкость под струю. Игнат уже успел достать еще
три кружки, одну взял себе, остальные протянул парням. Те
последовали моему примеру. Ромка опасливо, Пашка – с
любопытством.
- Чувствуете? – спросил Игнат.
- Что чувствуем? – вопросом на вопрос
ответил Пашка, залпом допил остатки и во второй раз подставил
кружку под уже иссякающую струю.
У меня появилось ощущение, что мы
участвуем в каком-то обряде, но я никогда не был жрецом, и ровным
счетом ничего, кроме пары бытовых молитв не знал. Может быть, это
какое-то таинство, которое выдумали для себя поклонники распятого
бога? Возможно, мы сейчас проходим посвящение? Нет, вряд ли, старик
наверняка предупредил бы.
Прислушавшись к своим ощущениям, я
совершенно ничего не понял.
- Вы только что лесного зверя
завалили, - ответил Игнат, в глазах которого сияли отблески луны. –
Матерого вепря. Своими руками, без ловушек, сетей и собак. И пьете
его кровь. Кровь, взятую силой. Теперь вы встали на путь воинов, -
он допил остатки в своей кружке, слизнул свиную кровь с усов. –
Подвесьте матку и подсвинка точно так же, как этого. Потом факелы
разожжем, покажу, как свежевать. С этого шкуру сниму я, остальными
сами заниматься будете.
Брянское княжество. Васильево
село. Поздняя осень 54-го года от Последней Войны.
К полудню мы были полностью и
окончательно вымотаны. Зато в одном из сараев стояло четыре бочки с
готовящейся солониной, а в избе аппетитно пахло пекущейся свинкой.
Поросенка было решено не вялить, а попросту запечь прямо на костре,
после чего мы сытно пообедали его нежным мясом в прикуску с
овощами.
Да и, если уж совсем честно, то часть
добычи и почти весь ливер пришлось продать Оксане, которая с
радостью согласилась его приобрести. Ну не было у меня дома столько
соли, чтобы приготовить почти десять пудов мяса. Да и зачем нам?
Куда его столько с собой возьмешь?
Шкуры Игнат продал главе семейства
Шорников – Илье. Почему их называли Шорниками, я понятия не имел,
потому что конской упряжью и седлами они не занимались. Зато сам
Илья был отменным сапожником, а его жена – Наталия – отличной
швеей. Я предложил старику продать им и заячьи шкурки, которых в
сарае накопилась уже изрядная куча, но тот отказался, резонно
возразив, что в Брянске мы выручим за них гораздо больше.