– Ну и что, – заметил Лейни, возвращаясь к своему дисплею. – Как ни крути, слава, она и есть слава.
– А она что, настоящая?
Лейни недоуменно обернулся.
– Мы научились чеканить из этого дерьма деньги, – продолжила Кэти. – Валюта нашего околотка. А теперь мы нашлепали ее слишком много, даже аудитория начинает догадываться. Это видно по рейтингам.
Лейни кивнул, мечтая, чтобы она оставила свой треп, дала ему поработать.
– А потому, – сказала Кэти, – иногда мы решаем уничтожить какую-нибудь ее часть.
За ней, за анодированной сеткой «Клетки», за обрамляющим прямоугольником стекла, не пропускающего внутрь ни молекулы атмосферных загрязнений, висело пустое, безукоризненно гладкое небо Бербанка, образчик небесно-голубого пигмента, предоставленный прорабом вселенной.
* * *
Обрубок уха зарос по краю розовой, гладкой, как воск, кожицей. Странно, можно же было пришить, а потерялось – так реконструировать.
– Чтобы не забыть, – сказал австралиец, по глазам читая мысли Лейни.
– Не забыть что?
– Не забыть вспомнить. Садись.
Лейни опустился на нечто если и напоминавшее стул, то лишь весьма отдаленно – хлипкую конструкцию из черных металлических прутиков и ламинированного пластика. Столик был круглый, размером с автомобильную баранку. За синим стеклом колыхались огни невесть какому богу возжженных лампад. Японец в ковбойке и круглых, металлом оправленных очках яростно моргал. Австралиец сел на такой же из обгорелых спичек стул, полностью скрыв его под своей непомерной, как у борца сумо, горой мускулов.
– Ты вроде справился уже с джет-лагом?
– Таблетки принял.
Вспомнилась тишина в сверхзвуковом самолете, ощущение, что он вроде и не летит никуда, а застыл на месте.
– Таблетки, – повторил толстый. – Гостиница приличная?
– Да, – кивнул Лейни. – Я готов к интервью.
– Ну что ж…
Мужик энергично помял свое лицо огромными, сплошь в шрамах руками, а затем взглянул на собеседника, словно удивляясь, откуда он там взялся. Лейни опустил глаза на нанопорный тренировочный костюм, словно снятый с кого-то другого – тоже очень крупного, но все-таки малость поменьше. Цвета не разберешь, в такой темноте все кошки серы. Расстегнут почти до середины груди. Чуть не лопается на этой чудовищной туше. Обнаженный треугольник кожи исполосован десятками разнообразнейших по форме и текстуре шрамов, речная дельта из какого-то бредового атласа.