Оба его родича знали, что огромный рост Лахлана – шесть футов и семь дюймов[1] – болезненная для него тема. Они подначивали его, чтобы он разозлился, но не настолько, чтобы их прикончить, и встал самостоятельно.
Пока было непонятно, насколько он разозлился, поэтому Ранальд сказал:
– Если ты не возражаешь, Лахлан, мне не хотелось бы гнить так близко от границы с Англией. Вот наверху, в горах, я бы согласился, но здесь, в низине… Нет, мне это не по нутру.
– Тогда заткнитесь и дайте немного прийти в себя. Может, я сам смогу сесть на лошадь.
Предложение было встречено полным молчанием. Надо полагать, они разрешили ему отдохнуть, но беда в том, что он не был уверен, остались ли у него силы, отдыхай – не отдыхай. С каждой минутой он слабел, силы покидали его. Чертова рана. Если бы он не почувствовал, как пуля вошла в него, он бы не мог с уверенностью сказать, что ранен в грудь. Тело онемело еще до того, как он рухнул с лошади.
– Спорим, он снова размечтался, потому его и подстрелили, – опять стал подначивать Джиллеонан, когда через несколько минут Лахлан так и не сдвинулся с места. – Он уже больше года сохнет по рыжей красотке, которую украл у него англичанишка.
Лахлан прекрасно понимал: его родич пытается снова пробудить в нем гнев, чтобы он наконец встал. И, черт подери, ему это удалось, потому что слова Джиллеонана были чистой правдой.
Когда в него стреляли, он был погружен в мысли о красавице Меган с огненно-рыжими волосами и огромными темно-синими глазами – более красивой девушки он не встречал. Он думал о ней всякий раз, когда они выходили на грабежи к границе Англии, потому что именно тут он ее встретил – и потерял. Конечно, и в другое время он вспоминал ее, но это было его дело, и другим соваться нечего, какую бы цель они ни преследовали.
– Это я украл ее у англичанина, – промямлил Лахлан, – а он только забрал ее обратно. Совсем не одно и то же.
– Забрал обратно и хорошенько тебя поколо…
Напоминание заслуживало хорошей оплеухи, и удар Лахлана, несмотря на то что он очень ослабел, повалил Джиллеонана, стоявшего на четвереньках. Тот упал, изумленно крякнув, хотя именно такой реакции от своего лэрда и добивался.
Сидевший по другую сторону Ранальд рассмеялся:
– Прекрасно, Лахлан! А теперь, если ты так же резво взгромоздишься на свою лошадку, мы доставим тебя домой, чтобы Несса занялась твоей раной.