– Ангел? С такой-то физиономией? – едко заметил Николас. – Тогда пусть и он будет любезен со мной, если хочет вернуть свои денежки.
– О боже! – безнадежно воскликнул Вернон и пригубил бодрящую смесь.
– Хотите, я буду с ним любезна? – спросила Чарити и покраснела. – Я имею в виду, если это поможет постановке. – Она на секунду прикрыла глаза, затем мечтательно сказала: – Я выйду на сцену в индиго! С багряным по краям!
Николас заметил скуку на моем лице.
– Опять метод, – объяснил он. – Авторские ремарки их не волнуют. Они все видят в своем свете и в своем цвете! Согласитесь, Дэниел, это же безумие!
Чарити обиженно захлопала ресницами.
– Я всего лишь стремлюсь к лучшему!
– Не надо, – вяло произнес Клайд. – И так хорошо, лучше – не надо.
Заметив, что никто не собирается наполнить вновь мой бокал, я сам направился к бару.
– Должно быть, вас шокирует здешняя атмосфера. – Хозяин улыбнулся. – Вы впервые столкнулись с домашней жизнью артистов?
– Ничего страшного. – Я сделал глоток.
– Да что он может знать о жизни! – с пафосом воскликнула Чарити. – Он, человек якобы загадочных занятий!
– Гораздо больше, чем вы предполагаете, – непринужденно сказал я. – Ну ладно, в театре вы можете заставить людей верить вам. Но уберите декорации, свет рампы, и что останется? Да ничего!
– Вы действительно уверены в этом, Дэниел? – пророкотал Николас Блейр.
– Да, я уверен, что вам удается дурачить театральную публику лишь потому, что она желает быть обманутой.
– Чепуха! – прогремел Николас. – Неудивительно, что вы с Обри подружились.
– Вне сцены вы не одурачите никого! – разошелся я. – Полминуты – и любой поймет, что вы не тот, за кого себя выдаете. Никто не поверит, что вы маляр, – вы будете красить стену с такой выразительностью, будто играете Гамлета, и ничего не сможете с этим поделать, Никки-бой.
– Обри, выставь этого типа из моей квартиры! – рыкнул Николас.
Обри притворился, что не слышал.
– Прекрасный ответ, – подзадорил я, – означающий, что вам нечем крыть, Никки, и вы публично это признаете.
– Ничего подобного! – закричал он. Его ноздри раздувались не меньше, чем у меня, когда я смотрел на Чарити Адам. – Будь я проклят, если стану спорить с каким-то кретином, предпочитающим стриптиз Шекспиру!
– Это тоже не ответ, – вставил я. – Держу пари, что вне театра вы не одурачите никого!