Она приблизилась к часовому и, поклонившись иконе, тихо поздоровалась. Стрелок тотчас ответил ей. И лишь мгновение спустя спохватился, подбросил винтовку на плечо.
– Назад, – неуверенно сказал он. – Подходить к воротам запрещено!
– Не к воротам я пришла, батюшка, – ласково отозвалась мать Мелитина. – К иконе. Ведь праздник сегодня. Неужто и икона Богородицы под твоей охраной?
Стрелок покосился вверх, пожал плечами:
– Про икону не приказывали…
– Так уж пусти к иконе, – попросилась она. – В праздник не пустить – грех великий.
Часовой смутился, поддернул очки.
– Разговаривать на посту нельзя.
– А ты молчи, – утешила его мать Мелитина. – И помоги-ка мне вербушку положить. Сама не достану, высоко…
Стрелок окончательно растерялся, и по его тонкому, чувственному лицу скользнула едва заметная гримаса досады. Он словно говорил про себя: «Почему именно в мое дежурство принесла их нелегкая? Теперь придется что-то делать». Мать же Мелитина уже не сомневалась, что стрелок не откажет. Он служил недолго и был еще совестливым, и люди перед его глазами еще не были на одно лицо. Она протянула часовому веточку, и тот взял. А до киота было высоко, пришлось бы взбираться по воротам под свод арки, однако стрелок вдруг скинул с плеча винтовку, примкнул штык и поднял на нем вербу к самой иконе. Пристроив там веточку, он обернулся к матери Мелитине уже радостный от своей догадливости и сноровки.
– Храни тебя Господь. – Она перекрестила стрелка, и тот, сняв буденовку, поклонился. – Скажи мне, сынок, цел ли погост у храма?
– Могилы? – Он оглянулся назад, на ворота. – Могилы есть, да… только кресты сняли. В окна вставили, в бараки…
– В окна? – испуганно переспросила мать Мелитина. – Господи, зачем же в окна?
– А вместо решеток, – объяснил стрелок и втянул голову в плечи. – Не все сняли, только железные, кованые, с узором.
Прошка Грех приковылял ближе к воротам и встал, прислушиваясь. Белесые глаза его оживились, открылся вваленный рот.
– Пускают? Али не пускают? – прошамкал он. – Спроси-ка толком-то, дочка.
Мать Мелитина спохватилась, попросила ласково:
– Пусти нас, сынок. Мы только на могилки глянем да вербочки положим.
– Не могу я, матушка, – почти взмолился стрелок. – Никак нельзя!
– Да ведь мы на минутку. И уйдем. Столько верст прошли…
– Пожалейте меня, ей-богу! Накажут строго, не могу. Начкар – человек суровый…