Все восемь мальчишек столкнулись на одном перекрестке.
– А вот и я: Ведьма!
– Обезьяночеловек!
– Скелет! – сказал Том, едва не выпрыгивая от радости из своих костей.
– Горгулья!
– Нищий!
– Сам мистер Смерть![1]
Блям! Они столкнулись и отлетели как мячики, никак не могли сразу распутаться, разобраться в веселой неразберихе рук и ног, под уличным фонарем. Фонарь на перекрестке раскачивался под ветром, гудя, как соборный колокол. Плиты уличного тротуара превратились в доски пьяного корабля, уходящего из-под ног, то поглощаемые тьмой, то выныривающие на свет.
Каждая маска скрывала мальчишку.
– Ты кто? – ткнул пальцем Том Скелтон.
– Не скажу! Тайна! – крикнула Ведьма петушиным голосом.
Все покатились со смеху.
– А это кто?
– Мумия! – крикнул мальчишка, запеленутый в пожелтевшие от старости тряпки и похожий на сигару, ковыляющую на одном кончике по ночной улице.
– А ты?
– Да некогда же! – завопил Некто, Скрытый за Таинственным Облачением из Расписанной Марли. – Сласти или страсти-мордасти!
– Урра-а!
С воем, визгом, воплями они неслись, как счастливые бесенята, куда угодно, только не по дорожкам, перелетая через кусты и приземляясь почти на спину перепуганным собакам, которые улепетывали с визгом.
Но вдруг они словно натолкнулись на что-то среди всего этого визга, хохота, лая, на полном скаку – словно гигантская ладонь ночи и ветра – предчувствия беды – накрыла их и остановила.
– Шесть, семь, восемь…
– Не может быть! Считай снова!
– Четыре, пять, шесть…
– Нас должно быть девять! Кого-то нет!
Они принюхивались друг к другу, как перепуганные зверята.
– Где Пифкин?
Как они догадались? Ведь все они скрывались за масками. И все же… и все же.
Они почуяли, что его с ними нет.
– Пифкин! Да он же тыщу лет не пропускал Канун! Вот ужас-то! Бежим!
Круто развернувшись, они побежали собачьей побежкой, рысцой, вдоль по мощенной камнем улице, словно листья, гонимые ураганом.
– Вот его дом!
Они встали как вкопанные. Дом-то и вправду Пифкина, только вот не хватает в окнах тыквенных голов, на крыльце – кукурузных снопов, маловато призраков, глазеющих сквозь темные стекла в самой высокой мансарде.
– Ой, – сказал кто-то, – а вдруг Пифкин заболел?
– Без Пифкина праздник – не праздник!
– Не праздник! – простонали все.
Тут кто-то бросил дикое яблочко в дверь дома. Оно тюкнуло еле слышно – будто кролик лягнул дверь лапкой.