- Вставайте, Коул, - устало сказала
она.
Лежащий на земле человек с трудом
поднялся на ноги. Его шлем слетел при падении и откатился в
сторону, так что у меня была возможность как следует рассмотреть
эту наглую морду. Коул был… солиден. Широкие плечи, высокий рост,
дородное лицо со вполне благородными чертами, сейчас несколько
искаженными гримасой боли, аккуратно подстриженная бородка,
вьющиеся черные волосы с проседью… Первое впечатление очень даже
положительное, если не учитывать то занятие, за которым застукали
дяденьку. Коул хмурился, молчал и отводил взгляд. Но от него и не
требовалось произносить речи.
Ваша авантюра, Коул, не удалась, -
констатировала Мирланда. - Вы теперь мой законный трофей, и я
позабочусь о том, чтобы ваши подвиги, а также характер и
обстоятельства вашего ранения, стали известны как можно шире. Я
посчитаю убытки от вашего грабительского налета, и предложу вашим
сыновьям выкупить своего родителя. Ну а если они откажутся, вас
повесят на воротах моего замка. И личный представитель графа
Мельвира засвидетельствует, что я была в своем праве.
Девушка обернулась к Фарлу.
- Вырезать стрелу, перевязать и в
подвал.
Пленника увели, а Мирланда
направилась в замок. Костры еще дымили, но это уже были мелочи.
Зато вот весь двор, особенно левая его сторона, был залит кровью и
усыпан кусками человеческого мяса. Меня замутило. Или это Мирку
замутило? В общем, нам обоим стало не по себе. Мы отвернулись и тут
же на глаза нам попала обугленная головешка, еще недавно бывшая
человеком. Тут бы мы и проблевались, но в этот момент громыхнул
засов, со скрипом отворилась массивная дверь донжона и на пороге
появился Беррель. Закопченый, усталый, наспех перевязанный в
нескольких местах, но вполне себе живой. Он шагнул вперед,
распахивая объятья:
- Мирланда, девочка моя!
Мирка кинулась ему навстречу:
- Дядюшка!
А я решила, что сейчас тут несколько
лишняя.
- Марк, пойдем домой?
- Мр-р-р-р!
Я вынырнула из сна как из омута,
вытаращив глаза и судорожно глотая воздух, что та выброшенная на
берег рыба. В комнате было душно, а в горле стоял комок. Мне еще
мерещились оторванные руки-ноги, вываленные на камень двора кишки и
прочие селезенки, отвратительная вонь горелого мяса и прочие
прелести войнушки. Пусть она и была такой, в общем, малюсенькой, но
на все ее «прелести» я насмотрелась с лихвой.