— Что? Что ты сказала? — переспросила я, усевшись в постели.
— Что слышала! — мать присела рядом, — с мамкой пришел. Нафуфыренная такая. Быстро иди в душ, потом оденься поприличнее, чтобы не позорить меня! Все, быстро! Пошла!
Выбора нет. Мне действительно нужно в душ. Чувствовала себя грязной. Хотя я такой и была.
Но встречаться со Степой я не собиралась. Мне стало страшно только от одного упоминания его имени. Он негодяй и ублюдок, маменький сынок, которому не знакомы такие слова как честь, уважение.
Я помоюсь, но выходить к ним не стану.
Зачем они вообще приперлись? Хотят вину загладить? Не получится. Я не прощу. И в полицию не пойду. Все равно не помогут.
В ванной провела минут сорок. Первые двадцать минут отмывалась, а остальные — просто отмыкала. Мне казалось, что вся та грязь, в которую окунул меня Степа, въелась мне под кожу.
Надела мягкий халат и вышла из ванной, чтобы тут же столкнуться с мамой. Видимо, она еще в спальне поняла мое намерение, поэтому караулила меня под дверью, чтобы перехватить и утащить на кухню.
И скажу, честно, у мамы хватка сильная.
Она втащила меня на кухню, где за столом уже сидел мой отец, Степа и его мать, которая представилась Зинаидой Алексеевной. Мне она сразу не понравилась. Противная, мерзкая тетка, которая воспитала из сына не мужчину, а слабака.
Я испытывала к ним, к обоим, презрение.
— Что вам нужно? — с порога заявила я. Мама цыкнула на меня и надавила мне на плечи, чтобы я села.
— Яна, — начала разговор Зинаида Алексеевна, — нам нужно серьезно поговорить по поводу вчерашней… неприятной ситуации.
Я просто не верила своим ушам.
Была ли в уме эта женщина? С каждым словом, слетевшим с ее губ, я начинала сомневаться в адекватности этой семейки.
Она не женщина. Она чудовище в облике женщины.
Как она могла назвать изнасилование «неприятно ситуацией»?! Да у меня жизнь разрушилась! Ее отпрыск уничтожил остатки мое жизни. Унизил и растоптал меня.
И это неприятная ситуация?!
Меня просто разрывало от боли, злости и обиды.
Это было несправедливо!
Зажмурилась. Никто из этих существ, которые давно потеряли, или вообще никто не имели, человеческие качества, не увидит моих слез.
— Уходите, — прошептала я, — уходите!
А последнее слово прокричала. Вскочила и выбежала из кухни. Закрылась в собственной комнате. Не хотела их видеть. Не хотела слышать.