- Вот оно!
Вот оно оказывается, где спряталось! - обрадовался он. - Сейчас мы
тебя...
Около
основания, возле одного из самого здорового корня, который чуть
выныривал из земли, рылся грязный хряк. Это наверное просто
позорище, а не хряк! Такого худющего замухрышку было стыдно не то
что выгонять на улицу, но и даже держать дома. Весь поджарый, с
настороженно поднятыми ушками, он лихо разгребал рылом землю. При
этом каждый новый найденный желудь, хряк отмечал довольным
похрюкиванием. Несмотря на свой малый размер,клыками свин обладал
изрядными. Ими то он и задевал кору дерева, когда в очередной раз
утыкался в землю носом.
- У, тварь!
- не выдержал Андрей, вытягивая вниз одну из веток. - Сейчас я
тебя!
Ветка, в
мгновении ока превратившись в длинный хлыст, с силой опустилась на
уткнувшегося хряка. Визг казалось наполнит собой весь лес.
Обиженный и одновременно напуганный свин, ломая кусты, унесся в
чащу.
- Вот это
да! - удивился бывший красноармеец, продолжая размахивать
импровизированным хлыстом. - Как же это так?! - В этот момент он
еще даже не осознавал открывавшихся перед ним новых просторов. - Я
могу шевелить ветками! Руки! Это мои руки! Мои руки! Господи, у
меня есть руки!
Если бы в
этот момент по дороге проходил любопытный путник, то ему был бы
твердо обеспечен сердечный приступ. Дуб-патриарх, десятки лет
стоявший возле дороги, начал дрожать, извиваясь своими ветками под
стать самой искусной танцовщице. Массивное тело качалось из стороны
в сторону. От сморщенной коры с громким щелчками отлетали
кусочки.
- Руки! -
смеялся дуб. - Руки! У меня теперь есть руки!
С этого дня
все стало меняться. Андрею казалось, что был пройден какой-то
водораздел, отделявший его от самого себя. Если раньше каждая его
мысль была наполнена каким-то отчаянием и неверием, то теперь в
сознании прочно поселилась надежда. Это было окрыляющее чувство,
которое словно толкало его вперед, словно заставляло все ускоряться
и ускоряться. Он все лучше и лучше чувствовал свое новое тело. С
каждой вновь прожитой секундой ствол, ветки, кора, листья
становились ему ближе и понятнее. Дерево стремительно теряло свою
чужеродность...
Однажды
Андрей даже поймал себя на том, что с жалостью думал о своем старом
теле. И это была не грусть, а легкое презрение к телу, к его
возможностям, к его потенциалу! «Как же человек слаб и беспомощен!
- вспоминал он себя. - Он же букашка, которую можно легко
раздавить. Раз и все, нет человека!». Он с неким восхищением
осмотрел себя — могучий широченный ствол, который не обхватят и
четверо мужчин; длинные узловатые ветки, тянувшиеся далеко в
стороны; гибкие пруты корней, с упорством вгрызавшиеся в землю. Это
было грандиозно! Это была настоящая сила, за которой стояли
миллионы и миллионы лет эволюции, бесконечные века безумных
случайных экспериментов великого ученого — природы!