– Ярик… Сука…
Кто-то гладит меня по волосам, успокаивает. Хочу пошевелиться, встать, мотаю головой, чтобы прогнать эти образы. Хватит, я слишком устал. Устал.
Открываю глаза… Мутные пятна никак не хотят собираться в чёткое изображение. Надо мной маячит чьё-то лицо. Встревоженный голос.
– Он открыл глаза, – Настя?
– Слава богу, я думал, это конец. Уже три дня прошло…
– Я сейчас поставлю укол.
Чувствую прикосновение к руке, сжимаю пальцы. Держу за руку. Тонкая хрупкая рука, холодная, и это так приятно, когда тело пылает.
– Что ты там делаешь, Настя? Что это ещё за выходки? – грубо говорит Сергей. – Делай укол и иди в свою комнату.
– Нет…– хриплю я, едва-едва разлепив губы, – пусть она… останется.
Настя
Я так и не отходила от Тимура, отлучалась только в свою комнату, чтобы принять душ и переодеться в такую же форму, что выдали мне пару дней назад, только чистую. В отличие от него, я не чёрствый сухарь: умею сочувствовать и жалеть. В этом доме одни мужчины, и позаботиться о раненом они всё равно не смогут. Не так как я. Не потому, что я к нему трепетно отношусь, а потому, что я женщина, у нас это в крови. Ну, и я вроде как тут работаю, то есть обязана это делать, или я себя так успокаиваю?
Сергей также почти не отходит от своего босса, приходит, спрашивает, что нужно, предлагает мне сходить отдохнуть и поесть. Пока Тимур не очнулся, мне готовить вроде не надо. Сергей сказал, что Татьяна кормила всех охранников, но пока босс не очнётся, мне не стоит волноваться об этом.
– Как дела? – в комнату вошёл Сергей.
– Пока без изменений, – отвечаю я, убирая с прикроватной тумбочки лекарства.
Только что сделала Тимуру укол, как прописал врач. Утром Валерий Петрович приходил и осмотрел больного, оставил дополнительные препараты, так как состояние не улучшается.
– Он продолжает звать Алёну, – поворачиваюсь к Сергею. – Кто она? Может вызвать её? – он хмурится и отводит взгляд.
– Это невозможно, – сухой ответ.
То, как Тимур зовёт эту девушку, и как его лицо меняется, когда произносит её имя, в каком-то смысле доказывает, что он не такой уж и бесчувственный. Когда ты никого, кроме себя, не любишь, то в самый тяжёлый момент никого не зовёшь.
– Ты давно на него работаешь? – сажусь в кресло, которое Сергей притащил специально для меня.
– Давно, – кивает и садится на полу, прислонившись к кровати, на которой лежит его босс.