Более того, без Хозе ничто не могло быть независимым и самодостаточным, не обладало ни полноценным духом, ни полновесной плотью. И, тем паче, никто не мог разобраться в запутанной круговерти жизни, явленной во множестве фрагментов, которые, подобно разбегающимся в пространстве космическим объектам, необратимо разбегались во времени.
Однако Хозе всё равно по-прежнему никто не замечал, словно бы его не существовало в этом скопище миров, покорно и торжественно обращающихся вокруг.
* * *
Надо сказать, что внезапное знание, в одночасье открывшееся Хозе, его совсем не тяготило, не обостряло сознание собственной исключительности и не провоцировало к бессмысленным спорам. Строго говоря, внешне оно не повлияло на Хозе никак. Если, конечно, не считать что качественно переменилась его внутренняя жизнь.
Одного только не мог взять в толк Хозе: в какой степени он влияет на то, что видит или, как и прежде, повинны во всём болезненные солнечные миражи.
Так или иначе, но Хозе чувствовал себя причастным к любому природному воплощению, словно по его воле повсюду всходила упругая шелковистая трава, вызревали, обратившись к солнцу, разнообразные плоды, вырастали по течениям рек упрямые города и перетекали в океаны далёкие полноводные моря. Хозе с удивлением вспоминал о фрагментарной разбросанности прежней жизни и уже не мог представить себе, что способно нарушить монолитность и единство общей картины мироздания, если огромный поток вовлекает в себя всё сущее, перемешивает, соединяет, сводит несводимое и разделяет то, что не в состоянии существовать по частям. Причём влечёт следом не как послушную инертную массу, а фактически отождествляет с собой, где ведущее и ведомое попросту неразличимы.
Глядя на это вселенское коловращение, Хозе не переставал изумляться, что кто-то, находящийся в этой стихии, способен испытывать одиночество, скуку, терзаться неразрешимыми вопросами и полагать себя отдельным существом, когда единым организмом может считать себя только эта согласная материя, подчинённая своим внутренним законам с невыразимыми алгоритмами вселенского бытия.
Хозе делалось как-то спокойнее от сознания некоей смысловой завершённости, которую давал этот движимый неведомой силой совокупный поток, и то обстоятельство, что он, Хозе, находится в его центре, качественно не меняло ощущение единства и слитности со всем остальным миром.