Поэтому решили подъехать ближе к краю льда для более быстрого спуска байдары и удобной ее нагрузки; так как ветер дул с юга, то нельзя было опасаться, что море начнет ломать лед с этой стороны. На ночлег устроились среди льдин последнего тороса, шагах в полутораста от открытой воды, выбрав ровную площадку, на которой с трудом уместились нарты, собаки и палатка; с юга и запада эта площадка была защищена огромными отвесными и наклонными льдинами, и вообще этот торос изобиловал ими, свидетельствуя о том, что при последнем северном ветре здесь был страшный нажим ледяных полей друг на друга.
Под защитой льдин и с огоньком у входа в палатке было тепло и уютно. Между тем ветер к ночи усилился и пурга разразилась. При свете костра видно было, как в темном небе на пять-шесть метров над палаткой несутся целые потоки снежинок, сложенные из изгибающихся, переплетающихся, волнующихся струй и струек. Под напором ветра толстые льдины содрогались, а сквозь свист и гул по временам раздавались как будто резкие выстрелы.
– Это что такое? – испуганно воскликнул Костяков, когда такой выстрел послышался впервые.
– Во льду образовалась новая трещина, – ответил Горюнов.
– Лед трещит, – подтвердил Горохов спокойно.
– А наше убежище не может разломать?
– Если ветер повернет кругом и подует с севера, тогда пожалуй, потому что волна будет бить в край нашего ледяного поля и начнет поднимать и ломать его. А пока ветер с юга – опасаться нечего.
– А жутковато здесь, Матвей Иванович, – сказал Никифоров, – что ни говорите! Подумать только: сидим мы спокойно, трубочки потягиваем, калякаем, а под нами всего аршина два льду и бездонная бездна! Там, промеж островов, все-таки спокойнее – море неглубоко, земля близко.
– Не все ли равно, сколько глубины под нами, – двадцать ли, сто ли метров! – засмеялся Ордин. – И там и тут утонем, если лед провалится.
– Все-таки здесь страшнее, потому что моря и земли не видно.
– А ты залезь под шубу и засни, может, и увидишь! – пошутил Горюнов.
– И то правда, заляжем-ка, проспим до утра, там на свету спокойнее будет.
Но спали все-таки тревожно, потому что, лежа на льду, слышали еще лучше, как то ближе, то дальше образуются трещины. Собаки также, против обыкновения, спали беспокойно, и то одна, то другая начинала ворчать или завывать. Горохов несколько раз вставал и выглядывал из палатки, чтобы убедиться, не меняется ли направление ветра. Когда рассвело и все проснулись, он успокоил остальных словами: