– Алёна, а не Лена, – поправил Тихон. – Можешь сам, она не откажет. Не бойся, я не заложу, мне плевать, что вы там делать будете.
– Откуда такая апатия? Тебе сколько лет – шестнадцать или девяносто?
– А тебе?
– Двадцать шесть, – охотно ответил воспитатель. – Кстати, Филипп.
Он решил, что Тихон начал поддаваться. Еще немного, и начнет совать свою холеную ладошку. Или похлопает по плечу.
– Я, Филя, в твоем возрасте буду умнее. Если доживу, конечно.
Тихон откинулся на спину и запустил пальцы в шелковистую траву. Прямо над головой болтала листьями здоровенная осина, поэтому на солнце можно было смотреть почти не щурясь. У воды раздался смех. Алёна, он узнал ее по голосу. Видно, кто-то из ребят все-таки дотянулся до ее круглой задницы. Алёне нравилось. Когда не нравилось, она тоже смеялась, но совсем по-другому.
– Ладно, пессимист, встретимся на ужине, – сказал Филипп, поднимаясь. Инициатива была упущена, но последнее слово должно оставаться за ним – так его учили.
Тихон молча перевернулся на живот и упер подбородок в кулаки, слишком маленькие для шестнадцатилетнего парня. Он вообще во многом уступал сверстникам – и в росте, и в силе, и особенно в жизнелюбии. Высматривая его по Лагерю, новый воспитатель ожидал встретить либо малолетнего демона, либо закомплексованного юношу, добровольно заточившего себя в скорлупу одиночества, но Тихон оказался самым обыкновенным. Прямые светлые волосы он стриг так коротко, что в расческе они не нуждались. Глаза он предпочитал не поднимать – не из-за боязни прямого взгляда, а потому, что знал: ничего нового в чужих зрачках не найдешь. Лишь изредка подходя к зеркалу, он по несколько секунд смотрел в упор, но и там видел только безразличие.
Высокую осину Тихон выбрал не случайно: мимо, прячась в рваной тени деревьев, проходила извилистая полипластовая тропинка, стилизованная под утоптанную глину. Она начиналась у станции переноса и вела через аккуратную рощицу прямо к водоему. Озеро со слюнявым названием Нежень было неотличимо от натурального, но выглядело слишком красивым и удобным. Воспитатели пугали отряд опасными глубинами и притаившимися на дне корягами, но их предупреждения были похожи на элемент игры. Лагерь выезжал сюда уже пять лет, и за всё это время никто так и не утонул.
Не удалось этого и Владу, единственному человеку, с которым Тихон мог хоть как-то общаться. Влад был на год старше и имел явные суицидальные наклонности, но составители психокарты списали их на обычную депрессию. Влад любил далеко отплывать от берега и подолгу не выныривать – это видели все, включая воспитателей, но никто, кроме Тихона, не догадывался, чего добивается его товарищ.