– Ее отец был счастливейшим человеком, Квилп, и один стоил двадцати тысяч некоторых других, – сказала миссис Джинивин, – двадцати миллионов тысяч!
– А я его не знал! Какая жалость! – воскликнул карлик. – Но если он был счастливцем, то что же сказать о нем теперь! Вот кому повезло! Зато при жизни он, надо думать, очень мучился?
Старушка открыла рот, но тем дело и ограничилось. Квилп продолжал, так же злобно сверкая глазами и тем же издевательски-вежливым тоном:
– Вам нездоровится, миссис Джинивин. Вы, должно быть, переутомились – болтаете много, я же знаю вашу слабость. В постель ложитесь, в постель! Прошу вас!
– Я лягу, когда сочту нужным, Квилп, и ни минутой раньше.
– Вот сейчас и ложитесь. Будьте так добры, ложитесь! – сказал карлик.
Старушка смерила его гневным взглядом, но отступила и, пятясь все дальше и дальше, очутилась наконец за дверью, мгновенно закрытой на щеколду, вместе с гостями, запрудившими всю лестницу.
Оставшись наедине с женой, которая сидела в углу, дрожа всем телом и не поднимая глаз от пола, карлик стал в нескольких шагах от нее, сложил руки на груди и молча уставился ей в лицо.
– Сладость души моей! – воскликнул он наконец и громко причмокнул, точно эти слова относились не к жене, а к какому-то лакомству. – Прелестное создание! Очаровательница!
Миссис Квилп всхлипнула, зная по опыту, что комплименты ее милейшего супруга не менее страшны, чем самые яростные угрозы.
– Она… она такое сокровище! – с дьявольской ухмылкой продолжал карлик. – Она бриллиант, рубин, жемчужина! Она золоченый ларчик, усыпанный драгоценными каменьями! Как я люблю ее!
Несчастная женщина затрепетала всем телом и, обратив к нему умоляющий взгляд, тотчас же опустила глаза долу и заплакала.
– Но больше всего, – снова заговорил карлик, приближаясь к жене вприпрыжку, что окончательно придало этому кривоногому уроду сходство с разыгравшимся бесом, – больше всего мне мила в ней кротость характера, безропотная покорность, и то, что у нее такая матушка, которая всюду сует свой нос.
Вложив в эти последние слова всю ту язвительную злобу, на какую был способен только он и больше никто, мистер Квилп широко расставил ноги, уперся руками в колени и начал медленно, медленно нагибаться и наконец, склонив голову набок, заглянул снизу в опущенные глаза жены.