– Вы, мистер Бамбл?
– Я, миссис Манн. Мы даем фамилии нашим питомцам в алфавитном порядке. Последний был на букву С – я его назвал Суобл. Этот был на букву Т – его я назвал Твист. Следующий будет Унуин, затем Филиппс. Я придумал фамилии до конца алфавита и, когда мы дойдем до буквы Z, снова начну сначала.
– Да ведь вы настоящий писатель, сэр! – воскликнула миссис Манн.
– Ну-ну! – сказал бидл, явно польщенный комплиментом. – Может быть, и так… Может быть, и так, миссис Манн. – Он допил джин с водой и прибавил: – Так как Оливер теперь подрос и не может оставаться здесь, совет решил отправить его обратно в работный дом. Я пришел сам, чтобы отвести его туда. Покажите-ка мне его поскорее.
– Я сейчас же его приведу, – сказала миссис Манн, выходя из комнаты.
Оливер, освободившись к тому времени от того верхнего слоя грязи, покрывавшей его лицо и руки, какой можно было соскрести за одно умывание, был введен в комнату своей милостивой покровительницей.
– Поклонись джентльмену, Оливер, – сказала миссис Манн.
Оливер отвесил поклон, предназначавшийся как бидлу на стуле, так и треуголке на столе.
– Хочешь пойти со мной, Оливер? – величественно спросил мистер Бамбл.
Оливер готов был сказать, что очень охотно уйдет отсюда с кем угодно, но, подняв глаза, встретил взгляд миссис Манн, которая поместилась за стулом бидла и с разъяренной физиономией грозила ему кулаком. Он сразу понял намек – кулак слишком часто оставлял отпечатки на его теле, чтобы не запечатлеться глубоко в памяти.
– А она пойдет со мной? – спросил бедный Оливер.
– Нет, она не может пойти, – ответил мистер Бамбл. – Но иногда она будет тебя навещать.
Это было не очень большим утешением для мальчика. Однако как ни был он мал, у него хватило ума притвориться, будто он с большим сожалением покидает эти места. Ему совсем нетрудно было прослезиться, голод и дурное обращение – великие помощники в тех случаях, когда вам нужно заплакать. И Оливер плакал и в самом деле очень натурально. Миссис Манн подарила ему тысячу поцелуев и – в этом Оливер нуждался гораздо больше – кусок хлеба с маслом, чтобы он не показался чересчур голодным, когда придет в работный дом.
С ломтем хлеба в руке и в коричневой приходской шапочке Оливер был уведен мистером Бамблом из гнусного дома, где ни одно ласковое слово, ни один ласковый взгляд ни разу не озарили его унылых младенческих лет. И все же детское его горе было глубоко, когда за ним закрылись ворота коттеджа. Как ни были жалки его маленькие товарищи по несчастью, которых он покидал, – это были единственные его друзья. И сознание своего одиночества в великом, необъятном мире впервые проникло в сердце ребенка.