Полежать, что ли? Когда ещё обо
мне вспомнят дорогие работодатели, да и не пристало мне голой
скакать по двору. И последний вопрос: кто такие эти милые господа в
рясах, пытавшиеся меня усыпить аж два часа подряд?
Вполне допускаю, что это здешняя
инквизиция, не зря же каждые десять дней всех нас гонят в храм, как
стадо баранов. Все слуги и я, грешная, стоим на коленях
долгую-долгую службу и тянется эта лабуда примерно часа три. Под
конец от холодного камня сводит колени, поясницу ломит, руки
отваливаются. А на пятки сесть не моги, сразу прилетает тычок в
спину от дорогой кухарки.
Не раз и не два мне хотелось
врезать старой гадине с разворота! Чую, допросится у меня эта
морда. Долго ли кастрюльку с кипятком на пол свалить не своими
усилиями? Если она ещё раз попробует пнуть меня в зад, когда я
плетусь с полными вёдрами, то я ей устрою похохотать. Собственно,
технологию ужасной мести за всё хорошее я уже продумала, осталось
провести небольшую подготовительную работу и...
— Экрима, ну как ты себя чувствуешь?
Что болит?
Открываю глаза.
Что?!
Муниса, наша вторая горничная,
мой добрый ангел, стоит надо мной с ворохом линялых тряпок. Я с
ужасом уставилась на её серое от волнения лицо, что ты сказала, а
повтори-ка!
— Экрима, детка, как
ты?
Прикрываю глаза, ничего себе, я
понимаю этот сучий язык! Так вот оно что, эти двое в рясах
колдовали! Маги, что ли? Трясу головой, быть того не может. Но ведь
я понимаю Мунису! Так, соберись, хватит валяться! И не вздумай
показать, что понимаешь их речь.
— Вставай детка, надо идти, тебя
ждут.
Она суёт мне барахло, помогает
натянуть юбку, рубаху, рваный жилет из холстины, на ноги чуни из
грубой кожи. В процессе одевания я путаюсь, с перепугу первым
натянула жилет, потом рубаху, тьфу ты, наоборот бы надо. Вот и
реакция, руки мои трясутся, ноги подкашиваются, мысли
путаются!
Муниса отбирает у меня
рубаху.
— Сядь, детка. Не спеши,
успокойся. Не надо так дрожать, тебя никто не
тронет.
О, матерь божия! Не тронет, как
же! А что тут эти две рожи в рясах делали? Приваливаюсь спиной к
холодной стене, глаза закрыть и дышать на четыре счета, медленный
вдох-выдох. Муниса поглаживает ребёнка по плечу, и меня затрясло от
рыданий. Приехали, истерика. Одна радость, рыдаю я почти
молча, спазмы не дают прорваться даже обычному мычанию, а ведь оно
сопровождает каждую попытку заговорить. Как меня всё это достало,
кто бы знал! Эта мерзкая харчевня, её тупые хозяева, обслуга,
погода и вся эта действительность!