И что мы видим? Так-так...
растерянный Марис озирается по сторонам, вилы ищет, что ли? У
стойки ворот, откуда я выдернула вилы, маячит господин приезжий и
внимательно обозревает совершенно неповреждённую створку этих
трижды клятых ворот. Его приспешник только что землю не обнюхивает,
сидя на корточках. Ага, вот встал на четвереньки и что-то там
пытается увидеть! Понюхав землю, мужик поводил руками над пятном
травы, остро взглянул на меня снизу-вверх и медленно поднялся во
весь рост.
Его принципал рявкнул что-то
повелительное и мужик в чёрном снова оглядел меня с ног до головы и
отрицательно мотнул головой, затем разразился коротеньким спичем,
после чего двое стражников отлепились от меня и двумя ударами
выбили дух из нашего «мальчика-за-всё». Двое хозяйских прихлебал
оттащили куда-то безвольное тело, а к моим ногам упала большая
серебряная монета.
Из меня будто воздух выпустили,
ноги ослабли, и я рухнула рядом с монетой, и, как пишут в романах,
благословенная тьма сомкнулась над головой
героини.
***
Пробуждение несчастной
состоялось на заднем дворе нашего отеля. Никто не совал под нос
склянку с нашатырём, не растирал похолодевших рук-ног. С чего бы?
Не графиня вроде и не благородная дама из рыцарского романа. Меня
просто и незатейливо отливали водой, не особенно и заботясь о
чистоте этой воды. Спасибо, помоями не
осчастливили.
Господин Йарин, достойный хозяин
таверны, жестом повелели вздёрнуть меня на ноги. Вышибала Маргиш
исправно выполнил приказ, прислонил меня к стенке и сунул в руку
серебряный рэй. Тупо смотрю на денежку, зажатую в ладони мёртвой
хваткой. Небось, за такую монетку здешние пейзане должны месяц
горбатиться.
Удивительно, деньги не отобрали
и даже на конюшне не выпороли, а ведь могли. Довелось недавно
наблюдать вместе с прочими работничками, как посудомойку
наказывали. Я по-прежнему ничего не понимаю из того, что рычит этот
мужик в чёрном, перед которым вытянулся в струнку давешний кучер и
в вольной позе стоит бодигард той девочки из дворян, что имела
неосторожность остановиться в нашей дыре.
Голова моя решительно ничего
сообразить не способна, стресс, господа мои, ничего не попишешь.
Сознание снова уплыло в неведомую даль, но рухнуть мне не
позволили. Вмешались ещё двое, служители здешнего храма, подхватили
несчастную под руки и отволокли в каморку. После чего один из
сердобольных монахов положил мне руку на лоб, что-то пошептал и на
окружающее пространство пала вязкая тишина.