Он вытянул руку с зажатым в ней свисающим на цепочке ключом, покачал им наподобие маятника. Вздохнул. Спросил телохранителя, с трудом оторвав взгляд от раскачивающейся железки:
– Сцепить сможешь?
Бэнсон принял в подставленную ковшиком ладонь ключ и, повозившись немного, соединил разорванные края цепи. Зажав между зубами и приплющив для верности разогнутое звено, вернул ключ новоявленному владельцу. Дюк, подёргав руками в стороны, попробовал цепь на разрыв, довольно кивнул и надел её на свою короткую крепкую шею. После этого насовал под бок и намял локтем подушек, сбросил туфли и, вытянув ноги в шёлковых, с гладко вшитыми пятками (рукой очень опытной белошвейки) чулках, смежил веки и размеренно засопел.
Змей, пересевший на сиденье напротив, подумал: «До Лондона путь неблизкий, можно дождаться удобного случая… но, с другой стороны, вдруг – самый удобный – сейчас?» Он положил на колени тяжёлые, свиной кожи, соединённые накрест ремни, достал из внутреннего кармана куртки синевато-чёрную альбову бритву, раскрыл её и аккуратно надрезал боковой шов на ремне. Через минуту он тихо пробормотал:
– Я так и думал.
На ладони его лежала маленькая, круглая, толстенькая гинея.
Машинально покачивая тяжёлыми плечами и туловищем – чтобы гасить толчки торопливо бегущей кареты – Змей достал трёхгранную стальную иглу, нитки и, осторожно и медленно перебирая толстыми пальцами, зашил монету обратно. Потом так же неторопливо перешил пряжки, сделав ремни на полфута длиннее. И, сняв куртку, надел эти ремни на себя – так, как носил их и прежний хозяин, накрест.
Он чувствовал, что смертельно устал. К тому же покачивание кареты тянуло откинуться на мягкую спинку сиденья и провалиться в сон… сон! – такой мучительно желаемый, сладкий… Змей несколько раз глубоко и часто вздохнул, сильно и резко подёргал головой из стороны в сторону, ободряюще улыбнулся сам себе и стал смотреть в окно. Он старательно, нашёптывая себе под нос, запоминал дорогу и все относительно приметные ориентиры.
Прошло достаточно много часов – томительных, долгих. Дюк, после очередного ощутимого ухаба открыл глаза, зашевелился и сел.
– Я не кричал во сне? – спросил он у восседающего напротив, с закаменевшим лицом, охранника.
– Нет, – ответил тот хриплым от напряжения голосом. – Я б разбудил.