– Полно, – говорила она, смеясь, – ну что ты, Андрю-у-уша…
Андрей искал ее губы, повторяя:
– Надо, надо, надо…
Глаша вздохнула, она умела как-то особенно глубоко и шумно вздыхать, и вдруг повернула к нему лицо, приоткрыла губы и сама начала целовать его, ласкать его губы языком, прижавшись всем телом, отчего у Андрея закружилась голова и рука – сам не понял, как случилось, – отыскала ее грудь, мягкую и большую.
Глаша ахнула и рванулась.
И вот она уже стоит в двух шагах, подняв руки, поправляя прическу и уже не смеясь. Андрей сделал шаг к ней, она отступила к двери.
– Не надо, – сказала она. – Ну зачем так? Я же брюки принесла.
– Спасибо, – сказал Андрей и понял, что нельзя более дотронуться до нее.
– Я тебе в матери гожусь, – заявила вдруг Глаша, словно прочитала эти слова в книге.
– Вряд ли, – сказал Андрей, и ему стало смешно.
Глаша много читала, но только романы, в «Женском журнале», в «Ниве». Романы о любви. Порой она вечером пересказывала их за столом. Пересказывала она очень смешно, со своими комментариями, романы получались еще глупее и наивнее, чем в самом деле.
– Нет, правда, – сказала Глаша неуверенно. – Мне уже тридцать три будет.
– Еще скажешь, что в люльке меня качала.
– Качала, – сказала Глаша. – Это правда. Ей-богу, качала.
Тут Андрей совсем развеселился, а Глаша почему-то обиделась и сказала:
– Ты примерь, может, не подойдут, я тебе еще вчера купила по старым, которые ты в том году здесь оставил. Но с запасом.
Она закрыла за собой дверь.
Андрей сразу примерил брюки – они были в самый раз, даже чуть узковаты. И материал был дорогой. Любопытно, Сергей Серафимович дал ей денег или она сама?
Дом Сергея Серафимовича был комфортабельным. Второго такого в Ялте не найдешь. Даже у высокой знати. К каждой спальне (их было четыре: на первом этаже жила Глаша и пустовали две – детская и гостевая, на втором – обитал лишь Сергей Серафимович) была приспособлена туалетная комната, где были умывальник, душ и фаянсовый унитаз. Андрей привел себя в порядок, помылся, достал свежую сорочку и через три минуты, поглядев в большое зеркало, убедился, что готов к боям и походам, Андрей де Берестов – гроза молодых барышень!
Сергей Серафимович был в саду. Он срезал розы – розарий у него был великолепный; как утверждала Глаша, именно увлечение розами послужило причиной его недолговременной дружбы с покойным Чеховым. Если ждали гостей, отчим готовил букет.