– Оружие?
– Не имею.
– Проходите.
Решетчатая дверь неохотно пропускает меня «на зону» и торжествующе захлопывается за спиной.
– Пойдемте в мастерские, – говорит подполковник, – у нас там сувенирный цех организован, делаем всякие симпатичные поделки. Их не только Салехард покупает, но и московский Интурист. Повезло нам, семь лет назад мастера – золотые руки этапом пригнали.
– За что сидит?
– По семьдесят девятой.
– Бандит?
– Да какой он бандит. Дали двенадцать лет, без пересмотра, за новочеркасские события.
Мы входим в длинный, хорошо освещенный цех. Отдельные столы-верстаки, за ними люди в синих халатах. Такое впечатление, что попал не в колонию, а на московский часовой завод.
В углу, под яркой лампой, высокий человек лет пятидесяти работал на миниатюрном токарном станке.
– Сам сделал станок черт знает из какого хлама. К нам комиссии всякие приезжают, смотрят на оборудование цеха и не верят, что такое можно сделать из груды лома, что на свалке валяется. Золотые руки. Здравствуйте, Алексей Фомич.
Человек повернулся, снял защитные очки и ответил совершенно по-вольному:
– Доброго здоровья, Петр Николаевич.
Он пожали друг другу руки.
Потом начался чисто профессиональный разговор о ремнях для трансмиссии, нехватке моржового клыка и олова, о структуре каких-то пиломатериалов.
Когда мы вышли из мастерской, я сказал начальнику колонии, что хотел бы написать об этом человеке.
– Не разрешат, дорогой вы мой. Не разрешат. Впрочем, я знаю, что вас интересует, и разрешу вам побеседовать в библиотеке КВЧ.
Алексей Фомич пришел в назначенное время. Был он все в том же синем халате (чудовищная вольность для заключенных в жилой зоне), аккуратный, больше похожий на заводского мастера, чем на зэка.
Разговор начался обычно. Я расспрашивал, как удалось создать эти чудо-станки. Алексей Фомич отвечал охотно, даже рисуясь немножко. Вот, мол, мы какие, настоящие работяги. Из дерьма можем вещь сделать.
– А где вы работали раньше?
– В Новочеркасске, на электровозостроительном заводе.
Он посмотрел на меня изучающе и спросил:
– Хотите знать, что случилось в нашем городе?
– Хочу.
– Тогда слушайте. Только помните, что об этом лучше ничего не знать.
Мы говорили положенные два часа. Попрощались.
Я уехал из колонии в Салехард. В гостиницу приехал ночью, утром пошел завтракать в буфет, а вернувшись в номер, не нашел своего блокнота, в котором записал беседу с Алексеем Фомичом, вообще не нашел ни одного клочка бумаги, даже письма из Москвы от моей девушки, полученного на почтамте Котласа.