Она снова наплевала на ее чувства, на то, что Машке страшно. Что она уже неделю не может подняться с дивана и заставить себя сделать хоть что-нибудь. Мать исчезла на два дня и две ночи, а потом ворвалась в квартиру, потрясая в воздухе какой-то бумагой и воодушевленно гикая что-то о том, что победа будет за ними, а все виновные все равно будут наказаны.
– Это то, что тебе нужно! – уже совершенно спокойным голосом увещевала она трясущуюся в лихорадке Марию, а сама потихоньку складывала в чемоданы ее колготки, свитера, джинсы и лифчики. – Это так далеко! Тебя там никто и никогда не достанет! Ни одна гадина не посмеет сделать тебе там плохо… Тебе нужно будет это платье? Вряд ли, Маш. Мне в нем так здорово, и эти туфли… Пожалуй, их надо оставить. Там, говорят, немного прохладно…
Там, куда спровадила ее мать, не было прохладно. Там было жутко холодно, пусто, сиро и убого. Только потом ей стало понятно значение косых взглядов в головном управлении их рыбпромхренхоза, куда она сдавала свою трудовую книжку. Только потом она поняла, почему кадровичка, доверительно склонившись к ее уху, уговаривала ее почти по-родственному:
– Вам нужно крепиться, дорогая. У каждого в жизни случаются черные полосы, это нужно постараться пережить.
Те люди, в окружение которых попала Марь Иванна Сидорова, сами по себе уже были черными полосами. Олицетворением самых что ни на есть черных жизненных зон. Воры, непредумышленные убийцы, злостные хулиганы, карточные шулеры и прочая шушера, как называла их всех Нинка.
Поселенцы…
Сюда старательно спроваживали так называемых выселенных на сто первый километр либо условно освобожденных под надзор и ждущих окончательного помилования в честь какой-нибудь очередной круглой даты. Потом амнистированные уезжали, им на смену приезжали другие. И так шло из года в год.
Правда, за все время своего существования поселок успел обрасти и честным людом. Кто приезжал на заработки, поскольку консервный заводик процветал и средняя зарплата здесь давно обскакала средний прожиточный минимум их региона. Кто – как вот ее напарница Нинка – приехал сюда в поисках счастья, то бишь по переписке. Написал ей какой-то «жутко одинокий и несправедливо осужденный», она и хвост распушила. Продала квартиру в Москве. Приехала, устроилась на работу. Зажили с «несправедливо осужденным» одной семьей. Но счастья у них не вышло. Он уехал, а Нинка с чего-то вдруг осталась. Да, собственно, ей и ехать было особенно некуда. Деньги, вырученные от продажи квартиры, ей помог прожить ее «жутко одинокий» избранник. Родственники ее не ждали. Вот она и осела здесь – почти на краю земли, зарабатывала деньги и никуда уезжать пока не собиралась.