- Завтра ознакомишься и узнаешь все детали.
Я оделась и, заправив за ухо, выбившуюся из собранной в шишку прядь волос, осталась стоять на месте, ожидая дальнейших инструкций или указаний.
- Можешь идти, - сказал Лазарь. - Завтра будь здесь ровно в девять.
- Хорошо, - кивнула ему и слабо улыбнувшись, сказала: - Спасибо.
Он отрицательно покачал головой и сказал:
- Ты даже не представляешь, на что согласилась, Ксения.
* * *
Десять лет назад
Лазарь
- Лазарь Львович, мы выяснили, кто установил бомбу в вашей машине, - произнёс мой помощник, Сергей.
- Кто? - выдохнул, едва сдерживая стон от жгучей боли, что разливалась по всему телу адовым пламенем. Никакие обезболивающие препараты, которыми обкалывали меня доктора, не могли утихомирить эту боль надолго.
- Мне неприятно быть чёрным вестником... - Сергей сел на стул у моей больничной койки и опустил глаза в пол.
Дерьмо... Хуже произошедшего быть не может...
- Говори уже... - прохрипел, едва ворочая языком. Во рту было сухо, как в пустыне.
- Это Максим, ваш брат...
Слова помощника в моём воспалённом сознании прозвучали, как раскат грома.
Что? Максим? Мой младший брат? Но зачем он это сделал?! Зачем?!
Осознание накатило лавиной, порождая миллионы вопросов и необузданную ярость.
Сука, он отобрал у меня всё, чем я жил и дышал! Мою жену и моего сына!
В тот проклятый автомобиль должен был сесть я! Я, а не они! Это меня ждала смерть, а она забрала моих любимых!
- Убирайся... - прохрипел еле слышно своему помощнику.
Из моих глаз полились слёзы.
Я никогда не думал, что у меня может быть столько слёз... За эти дни был выплакан уже целый океан.
- Лазарь Львович, что нам с ним делать? - не расслышал моего приказа Сергей.
Сглотнул рвущиеся рыдания и, приподнявшись на локтях, произнёс:
- Не трогать Макса... Никому не трогать и не говорить ему, что я знаю... Сам с ним разберусь... А теперь убирайся...
Сергей покинул мою палату и я, откинувшись на больничную подушку, дал волю своим горьким чувствам. Закричал навзрыд, до конвульсий в теле, до желания сдохнуть прямо здесь и сейчас!
Сердце болело от горя. Как бы я хотел его вырвать из своей груди и разбить на части, чтобы больше не стучало, а просто умерло... И душу свою разорвал бы в клочья...