Суды над теми, кто оказался в
списках английского посольства, были открытыми. Нет, они были не
военно-полевыми, а с присяжными, но по новым нормам уголовного
права. До всеобщей декларации прав человека ещё было далеко,
поэтому обратная сила закона не работала. Присяжные, не смотря на
усилия защиты, признавали подсудимых виновными, а судьи в основном
давали по максимуму.
В тысяча девятьсот втором году в
России начался революционный террор. Лондон на своей территории
сплотил всех революционеров. Туда переехали Ульянов, Аксельрод,
Засулич, Мартов, Плеханов, Парвус, Савинков и прочие. Раздробленное
революционное движение объединялось под крылом английского
правительства.
Первой ласточкой было убийство
министра внутренних дел Сипягина Дмитрия Сергеевича, работу
которого высоко оценил Николай. Разнос всех служб был со стороны
императора… В общем, я в состоянии такой ярости видел Николая в
четвёртый раз.
Профукали, что там говорить. Но
действия террориста-одиночки предугадать было практически
невозможно. Недаром потом между органом социал-демократов «Искра»»
и газетой эсеров «Революционная Россия»возник спор по вопросу о
принадлежности Степана Валериановича к партии эсеров и сущности
политического террора.
Второго апреля одна тысяча девятьсот
второго года к зданию Мариинского дворца подъехала пролётка, в
которой был студент Степан Балмашёв, одетый в форму адъютанта.
Дождавшись в швейцарской приезда министра, Балмашёв подошёл к нему,
и со словами, что привёз пакет с бумагами от Великого князя Сергея
Александровича, выстрелил в голову Сипягина. Министр скончался на
месте, а его убийца даже не сделал попытки убежать.
В общем, Балмашев стал первым из
террористов-революционеров нового поколения, который был повешен по
решению военно-полевого суда. Три дня и на четвёртый пламенный
революционер закачался на виселице в Шлиссельбургской крепости.
Дальше вал террора начал расти, но
общими усилиями всех служб его удалось в течение года купировать.
Сыграли роль и профсоюзы Зубатова, и то, что на всех казённых
заводах была работа, а сверхурочные в связи с большим объёмом
госзаказов оплачивались по двойному тарифу. Рабочие сами сдавали
агитаторов, а те чиновники, которые не поняли новой экономической
политики императора, попадали под статью «промышленный
саботаж».