6 ЛИТО - страница 16

Шрифт
Интервал
тисненьем своим золотым!
За нами, казалось, пускаются в пляс
и шпалы, и рельсы, и дым.
И время, казалось, подобно струне,
и тьма целовала стекло.
И если бы не было Бога, то мне
пришлось бы придумать его.
* * *
Вот сидят у сельмага Антонов небритый и Вовка,
третий день погружённый в лиловую дымку запоя.
На скамейке пузырь и китайской фигни упаковка.
Сосны тихо шумят, над речушкой извилистой стоя.
Не продраться сквозь эти навек непрорубные чащи
в изнурительных поисках полубезумного смысла.
Но, когда я любуюсь на грустных людей одичавших,
начинает казаться, что Бог не напрасно трудился.
Что-то в них остаётся – какая-то тонкая жилка
между миром животных и чистого разума светом.
И у Вовки стакан не дрожит, и витийствует пылко
мутноглазый Антонов… И оба как люди при этом.
* * *
На этой сомнительной, грустной земле
и банка гнилой баклажанной икры,
и спирта бутылка стоит на столе…
А есть во вселенной прекрасней миры?
Вот гость поднимается:
– Выпьем за тех,
кто знает всегда назначенье своё!..
– Ну что же, и выпить немного не грех…
Но так заунывно снаружи поёт
метель и снегами заносит страну,
что хочется лечь непременно в салат
лицом и сказать:
– Протрезвею – начну
с каких-нибудь громких о счастье баллад:
«На этой сомнительной, грустной земле,
где спирта бутылка стоит на столе…»
* * *
Над уснувшим посёлком седые дымы,
а вокруг зимогорят медвежьи снега.
Говорили когда-то давно: от сумы
да тюрьмы зарекаться не стоит. Тайга
обступила нас тесно дремучим кольцом,
и автобус пропал на дороге ночной.
Лишь сосед забредает с дешёвым винцом,
говорит:
– Ё-моё! Тяпнешь, может, со мной?..
– Ну лады. По чуть-чуть… Чёрт его бы побрал!
Слишком холодно нынче у нас – на краю
самой трудной земли, чересчур серебра
по сугробам рассыпано в этом раю.
Здесь живут – не живут, но таких кренделей
выдают на-гора, что над этой землёй
никакие законы…
– Ну что же? Налей!..
– За любовь!.. – За неё! По одной!.. – По второй!
* * *
Посмотрела пасмурно: «Не бросай
никогда, ты слышишь!..» – «Не брошу, нет!..»
В небе слышен крик журавлиных стай,
а стемнеет – видится ход планет.
Кто, не знаю, там сочинил судьбу
нам обоим, брошенным в жернова.
«В Петербурге жить – словно спать в гробу».
Встанешь утром – белая голова.
Да такие мысли в ней бродят – жив
или нет – без доктора не понять.
Вот поедем, милая, на Залив,
разопьём на камушке лимонад.
Следующая страница