Конечно, Гоголь-Яновский с трепетом припадал к доставшейся ему книге. В писаниях Боплана перед его глазами вставала картина богатейшего края, где вбитое в почву дышло чуть ли не сразу после этого становится плодоносящим деревом, а брошенное в реку копье так и застывает в вертикальном своем положении – из-за кишащей вокруг него рыбы.
И что же? Кому удавалось распоряжаться такими несметными богатствами? «Крестьяне в Польше (читай – в Малороссии) мучаются, – был уверен Боплан, – как в чистилище, в то время как господа их блаженствуют, как в раю!» А кем являются упомянутые господа? Какими-то вторгшимися завоевателями? Не только. Господствующие классы были в то время смешанного происхождения, как и смешанного вероисповедания. Но вот какая наличествовала в то время тенденция. «Дворянство русское (читай – украинское), – пишет дальше Боплан, – походит на польское и стыдится исповедовать иную веру, кроме римско-католической, которая с каждым днем приобретает все новых приверженцев, несмотря на то, что все (sic!) вельможи и князья ведут свой род от русских (разумей – украинцев. Боплан, как и прочие жители Западной Европы, не видел различия между словами «украинец» и «русский»).
Гоголь-Яновский читает дальше, и в его воображении возникает старинный Киев, удаленный почти на две сотни лет от него. Территория города прорезана тенистыми улочками, то бодро взбегающими на крутые пригорки и настоящие горы, а то смело ныряющими в пропасти, по дну которых мечутся частые ручейки. Вдоль этих улочек, за низкими изгородями, темнеют вишневые сады. А еще, куда ни ткнись, в этом старинном славянском городе рождается и замирает вездесущий топот копыт…
И вот уже колыхнулось лицо при тонком орлином носе, в широкополой шляпе, с выгнутыми над ее полями крутыми перьями. На ногах чужеземца – сверкающие ботфорты. Сам он – в коротком плаще, с золотой перевязью через слишком увертливое плечо…
Вместе с Бопланом, вновь и вновь, Николай Яновский пересекает степи, видит запорожцев в бою, следит за походными крепостями, составленными из окованных железом крепчайших возов. Вместе с Бопланом писатель получает возможность попутешествовать вниз по Днепру. Обозревает гремящие пороги, воочию видит остров Большую Хортицу, возведенную перед нею крепость Кодак. Ему отчетливо грезится лик коронного гетмана Станислава Конецпольского, который, подмигивая, спрашивает у казаков, хорошей ли получилась только что возведенная крепость, настоящая фортеция. А в ответ слышит весьма многозначительные слова из уст самого Богдана Хмельницкого, сказанные также на классически выверенном латинском языке: