– С ветра и пришло… – перебил Зеркалов.
Старик от неожиданности встал посреди комнаты как вкопанный. Руки его тяжело обвисли.
– А откуда же? – продолжал Зеркалов. – Клад в земле нашел, что ли? Их уже до нас все повыкопали… Думаешь, мало я жалоб на тебя в печь побросал? Народишко давно-о интересуется: с чего разжился…
– Вот… И ты как Лопатин… – побледнев, еле выговорил Бородин.
– Я к тебе всегда по-дружески, – ответил Гордей. – Да вижу – не собрался с мыслями ты… Пораскинь умом… Ладно, в другой раз потолкуем.
– Что толковать? – грустно откликнулся старик. – Кроме скотины и дома, у меня ничего нет. А лошадей кому продашь?
– Давай я сам продам… Тебя чтоб не беспокоить. Я полагаю, двух хватит, чтоб мне уладить дело. Не всех же тебе коней лишаться…
– Бери, – безразлично и устало махнул рукой старик.
Григорий, узнав о потере двух лошадей, вымолвил негромко:
– Та-ак! Обдирают нас… Щиплют как дохлых кур – по перышку…
И в голосе его, звенящем как туго натянутая струна, прозвучало злобное предостережение кому-то.
– Хороши перышки, – простонал отец. – Этак глазом не успеешь моргнуть – голым местом засверкаешь… Ведь ничего у нас не останется… Подавился бы он конями…
– Ну ладно, чего теперь выть? Не поможешь этим…
– Эх, сынок, не отстанет он от нас теперь, жирный боров, пока не доконает… Ишь завел: «Жалобы», «с чего разжился»… Не отстанет. – Старик вздохнул.
Однако и это было еще не все.
Через неделю или полторы, поздним вечером, когда Бородины ложились уже спать, к ним прибежал поп Афанасий. Остроносый, растрепанный, с круглыми горящими гневом глазами, он напоминал какую-то хищную птицу – не то сову, не то ястреба. И полы его тяжелой рясы тоже махали, как крылья птицы, когда он заметался по комнате.
– Да ты что, батюшка! – встревоженно спросил Петр Бородин.
Поп ничего не мог вымолвить, не в силах был раскрыть жирных трясущихся губ. Подбежав к Григорию, он поднял над его головой обе руки, точно хотел обрушить на молодого Бородина что-то невидимое и тяжелое.
– Вв-а… вв-а… – несколько раз взвизгнул поп, трясясь над Григорием. – В ад бы тебя, антихриста, чтобы горел на вечном огне, дьявол, аспид, с-сатана-а… – И, захлебнувшись, упал на табурет.
– Бабка, воды… скорее! – заревел Петр Бородин на кухню, где шаркала ногами по полу старуха.
Но поп Афанасий уже снова метался по комнате.