— Не узнала, синеглазая? — улыбнулся Дамир.
— Я думала, ты мне приснился… — пробормотала Эля. Голос со сна был хриплым.
— Приснился? — он негромко рассмеялся и провёл ладонью по лицу Эля, мягкой коже губ и тонкой, шелковистой на шее.
— Уснула с утра, в обед встала, думаю, надо же, какой сон приснился. Парень прямо из Америки ко мне в Поповку приехал! — Эля заразительно засмеялась. — Кто поверит, что на самом деле?
— Действительно, я бы не поверил, — он прикрыл глаза в отчаянном, щемящем удовольствии, позабыв про всё на свете, что где-то существует мир, что в нескольких метрах стоит автомобиль, ждущие его друг и сестра, что сеанс начнётся через сорок минут.
Эля потянулась, как-то нелепо, как неуклюжий котёнок, потом выгнула спину, совсем не детским движением, соблазняющим, а потом потянулась к Дамиру, обняв его за шею. Ему пришлось нагнуться над кроватью. В момент, когда девичьи руки скользнули по его плечам, он не выдержал, порывисто прижал к себе, приподнимая на кровати. Она стояла на коленях, упираясь в скомканную простыню, а он рядом с кроватью, скользя руками по цветастой ткани сарафана, чувствуя грудной клеткой упругую девичью грудь. Сногсшибательное ощущение, невероятное, аж руки затряслись, как в пятнадцать лет, когда обнимал в первый раз девушку.
— Ты ведь не исчезнешь? — шепнула Эля, одаривая горечью. Странный запах, знакомый, родной, понятный и при этом горький, даже на языке отдавался горьковатым привкусом.
— Нет, — пообещал он.
Как в воду глядел — не Дамир исчез, а она. Испарилась, как в воду канула. Истёрлась от времени.
— А ты зачем пришёл? — вдруг спросила Эля, будто только сообразила, что утренний попутчик стоит рядом с ней, в её доме, даже сарафанчик одёрнула, брови нахмурила, посмотрела исподлобья.
— В кино тебя позвать, — он пожал плечами.
— А где здесь кино?
— В городе.
- Когда?
— Сейчас, сеанс через, — он посмотрел на часы, — тридцать минут. Успеем, если поторопимся. В машине ждёт мой друг и сестра. Поедешь? Я могу тебя отпросить у родителей. Где они?
— Поеду. Не надо отпрашивать, я так пойду, — Эля соскочила с кровати, выглянула за штору. — Папка спит уже.
— А мама? — так это был Элин «папа»? Хорош, нечего сказать. Как же хотелось съездить по лицу этому горе-папаше. Бедность — не порок, не всем везёт в жизни, время непростое, иной зарплаты хватало только на еду да минимум одежды. Дамир сам по-первости не шиковал в Нью-Йорке, отец никак не помогал, считал, что оплатив учёбу, сделал сыну огромный подарок, тот был с ним согласен. Во время учёбы хватался за любую работу, на которую дома и не глянул бы. А вот алкоголизм осуждал, тем более — на попечении девочка, дочь.