– Не знаю, Джордж, – сказал Фэнтон. – Я долго считал, что это ее рук дело, но сегодня у меня появились сомнения, и притом серьезные. И все же я не могу с уверенностью сказать, виновна она или нет.
– Я это выясню.
– Нет! Расспросы оставь мне.
С этими словами Фэнтон толкнул голубую дверь и оказался в грязной комнатке с одним-единственным, однако внушительным по размерам окном: куски зеленоватого волнистого стекла были вставлены в свинцовые кольца. Тусклый наружный свет падал на дубовый прилавок, выкрашенный в темный цвет, и маленькие, невесть чем заляпанные латунные весы. За прилавком, склонившись над огромной конторской книгой, стоял сухонький седовласый человечек в черной шапочке. Он поднял взгляд на вошедших и, поправив на носу овальные очки в металлической оправе, произнес:
– Доброго дня, господа. – Голос походил на скрип уличной вывески. Человечек поклонился, но без всякого раболепия. – Чем могу служить?
Аптекарь Уильям Виннел в глубине души был жизнерадостным весельчаком. Будь ему лет на тридцать меньше, он мог бы выступать на летних ярмарках как акробат или канатный плясун. Однако за много лет аптекарь научился носить маску, которая срослась с его физиономией. Поджав губы, он окинул посетителей грустным и суровым взглядом человека, придавленного грузом знаний о жизни.
– Господин аптекарь, мое имя – Фэнтон.
– Не имею ли я чести, – спросил аптекарь, снова кланяясь без тени услужливости, – говорить с самим сэром Николасом Фэнтоном?
– Если вы считаете это честью, что ж, так и есть, я Николас Фэнтон.
Сказать по правде, старый аптекарь был действительно польщен таким обращением со стороны знатного вельможи.
– Вы очень добры, сэр Николас! Позвольте узнать, что привело вас ко мне?
Фэнтон сунул руку в правый карман, в котором поверх свертка с ядом лежал увесистый мешочек, полученный от Джайлса.
– Я бы хотел купить кое-какие сведения, – сказал он.
Он вынул мешочек, развязал его и вытряхнул часть содержимого. По прилавку с тихим звоном покатились монеты: золотые – гинеи, десятишиллинговые «ангелы», двадцатишиллинговые бродписы[4] – и серебряные. Уильям Виннел гордо распрямился и, казалось, стал на голову выше.
– Сэр, – с упреком произнес он. – Довожу до вашего сведения, что я – аптекарь и химик и мое ремесло по своей важности уступает разве что ремеслу хирурга или лекаря. Прошу вас, уберите свои деньги, до той поры, пока… мы не выясним, есть ли у меня товар, который вы ищете.