Ерофеев потом рассказывал об этой поездке в передаче «Апокриф» (канал «Культура»). Ему запомнилось биробиджанское ночное небо. Их вагон стоял на запасных путях. Писатели сидели и выпивали на рельсах и любовались звездами – большими, яркими, как это бывает в конце лета и в сентябре…
***
Читаю, как Пастернак переписывался с Цветаевой и Рильке. Все-таки Пастернак наивен: «Когда лучше приехать – сейчас или через год?» – деликатно, с трудом сдерживаемым восторгом, спрашивает он у Марины. Она молчит – не хочет «катастрофы». Он ей уже не интересен – Рильке, один только Рильке… Она копирует письма австрийского поэта к ней для Пастернака, чтобы он читал и облизывался – как ее любят! Гений любит. А гений болен и предупреждает Марину, что, возможно, скоро не сможет продолжать переписку. Она поняла это как отказ. И оскорбилась. В утешение вспомнила о Пастернаке, написав ему, как мысленно разговаривает с ним и только с ним. Он рад и ему начинает казаться, что все – это невнимание к нему со стороны обоих поэтов – лишь недоразумение. Так когда приехать? А Женю все-таки больше люблю – это о жене. У Цветаевой: как так? ОНА и его жена!.. В общем, если бы Пастернак не был так наивен, открыт и влюбчив, он бы спокойно наладил контакт с Рильке и один переписывался с ним. Без знакомства с творчеством Цветаевой.
***
Борхес считал, что писателя всегда мучает мысль о гениальности. А мне кажется, его страшит другое: возможная напрасность своих усилий. А главное – он боится их жутких последствий. Боится осмеяния – не кратковременного, то есть не сейчасного, не современниками осмеяния – что они понимают! – а потомками осмеяния. Этот смех, как эхо, будет расходиться в веках. Вот от чего бросает в дрожь авторов. Пугает пренебрежение, которого на себе почувствовать не успеешь.
***
Когда хоронили Пушкина, Петр Вяземский бросил в гроб друга свою перчатку. А вторую положил по стекло вместе с другими подарками, преподнесенными вдовой поэта. Что значит этот жест князя? Особенно своя же перчатка под стеклом? Мне показалось, что это жест в Вечность. Попытка присоединиться к бессмертию Пушкина, стать с ним по ту сторону, рядом с гением и вне Бытия, перед Богом, в конце концов, а заодно и перед лицом потомства, которое узнает об этом жесте благодаря второй перчатке под стеклом. В конечном счете, все знаменитые люди не доверяют памяти следующих поколений. Отсюда излишняя суета, немного пафосная жестикуляция.