Тогда меня перевезли в больницу, и там я потеряла память, но оправилась. В больнице кормили хорошо. Так я выжила в блокаду…
Я забрал маму к себе.
Два дня она была безутешна. Потом как бы сама себе проронила:
– Где-то была моя сумка?
Сначала мы с супругой не обратили на ее вопрос внимания. Но на следующий день она спрашивала уже всерьез, и когда мы по очереди стали объяснять маме, что она не брала с собой сумку, мать сначала раздраженно, потом со злостью в голосе, а потом уже просто кричала:
– Вы что, считаете меня дурочкой?! – Принималась показывать, как по приезду в Петрозаводск она выкладывала из сумки полиэтиленовые пакеты со своими вещами.
– Это что же получается, я как нищенка с двумя пакетиками уехала из дома?! – Мама искренне верила в событие, которого не было. После этого она садилась на диван и устремляла мрачный взгляд в одну точку. Мы снова пытались объяснить, что когда собирали ее в дорогу, безутешную от горя, ей было все равно, во что сложили ее сменное белье. Скоропостижная смерть брата и связанные с похоронами хлопоты тогда измотали меня. Готовясь в обратный путь, мы укладывали мамины вещи в подвернувшиеся пакеты.
После таких объяснений мать как бы успокаивалась, потом наливалась новой злобой. Когда я в очередной раз пытался объяснить ей про эту чертову сумку, она срывалась на крик. Я видел, что мать запустила бы в меня чем-нибудь, будь у нее достаточно силы. Я не знал, что делать.
1 января
После обеда мы с мамой поехали в церковь Екатерины Великомученицы, поставили свечи за упокой души старшего брата. Я купил ей иконку Святого Александра Невского. По дороге обратно она рассказывала, как умирала ее мать. Это случилось в 1936 г. Тогда маленькая еще мама ходила в церковь со своей бабушкой, молить бога о продлении жизни своей мамы. В школе узнали про это и тут же стали разбирать мамино поведение, даже «пропечатали» в школьной стенной газете, а когда пришло время, не приняли в пионеры.
– У нас в Бурге стояла такая красивая церковь, и ее сломали. Зачем, спрашивается, нужно было ломать? Все в нашем государстве делается как-то не так, – закончила свой рассказ мама.
Мне вспомнилась первая моя учительница. Вот она спрашивает нас, первоклассников:
– Кто из вас некрещеный?
Большая половина класса потянула вверх руки. Чувствовалось, Анне Ивановне некрещеные были симпатичнее. Помню, мы тогда с превосходством смотрели на тех, кто смиренно сложил руки на парту.