Перед походом он думал, что сейчас, по истечении без малого двух месяцев, он уже должен был находиться у себя во дворце, обласканный щедростью и милостью Императора. По его замыслам, личина «народного героя» никак не должна была отразиться на его персоне. Он также скромно возлежал бы на своей широкой позолоченной тахте и пил из золотого кубка прекрасный шербет. Наложницы из разных стран скрашивали бы его существование. А он бы с садистским наслаждением вспоминал бы предсмертные вопли убиваемых врагов и прекрасные пейзажи мест, у которых натюрмортами служили трупы с отрубленными головами, посаженными на пики. Тогда, лёжа у фонтана, наслаждаясь изумительным ароматом окружающих цветов, можно будет не вспоминать о смраде стоящем в лагере. А ведь он уже дважды переносил свой командный шатёр. Но многочисленное войско все-таки засерало окружающее пространство. Вонища от каждодневно серящих людей и лошадей стояла такая… Русские бы сказали «вырви глаз». Теперь командный шатёр находился несколько в стороне от шатров, осаждающих и это несколько беспокоило Жги – Пашу. Дело в том, что у казаков была дурная привычка. Они неожиданно, без всякого предупреждения, появлялись небольшими конными группами, и немножко порубив, и постреляв осаждающих, загадочно исчезали в зарослях и распадках. Коли-руби Жги Паша никак не хотел оказаться на пути такой казачьей группы. Все попытки переговоров с обороняющими крепость казаками натыкались на вопиющую грубость, в виде голой жопы, которая выставлялась напоказ со стен крепости очередным шутником. И вот теперь письмо от Императора Султан – Сатрапа. Коли-руби Жги – Паша понимал, что оно не сулит ничего хорошего. Но он также понимал, что известие разведки о прибытии в Таганий Рог российского царя даёт ему шанс на полную реабилитацию. Дело оставалось за малым. Нужно только привести в Стамбул царя Петра, или, на худой конец, его голову. Тогда он не только станет одним из самых влиятельных людей в Империи, но и получит прекрасный шанс поквитаться с завистниками-недоброжелателями…
… – Накормите и помойте с дороги гонца! – Распорядился Паша. – Бумаги и письмо принесите немедленно!
Адъютант Изюм ибн Кишмиш лихо развернулся на каблуках по застеленному на полу шатра толстому персидскому ковру и, оставив докладывающего обстановку генерала Люля Кебаба и слушающего его Главнокомандующего, отправился исполнять поручение.