всучили? Так что он кашу из топора замутить могёт, а уж из пиявок – праздничный ужин с тремя переменами блюд.
– Я пиявок жрать не буду! – Петрович в своем промасленном кителе сам от пиявки отличался не так, чтобы очень.
– Может змей ловит? Их тоже жрать можно.
– Ночи холодные уже для змей.
Из арыка тем временем начал подниматься дымок.
– В первую войну, говорят, собак жрали.
Сашу Малкина аж подбросило.
– Дебил, слушай больше, чего говорят.
Саша попытался прикурить, но руки у него тряслись, и спички ломались. Заяц подал зажигалку.
– У них тут собаки – видел какие? Это тебе не тузики вокзальные. А когда весь Город двухсотыми завален – думаешь, они голодными по помойкам шарились? Дебилы малолетние – порете всякую бредятину!
Разговор как-то заглох.
Когда Аксен вылез из арыка и подошел, все мы молчали, думая о своем.
– Ну что, кто смелый? Кто пробовать будет?
– Чего у тебя там, поварешка? – Заяц, как всегда первым начинал отходить от грустных дум, – показывай.
– Нет, – Аксен сунул Зайцу под нос накрытый крышкой котел, – нюхай, съедобным пахнет?
– Это не рыба, пацаны. Хотя – черт его знает. На куриный бульон похоже, с пряностями какими то.
– Надо в машине кроме соли еще лаврушку завести. И перцу. Что-то подсказывает мне, что не крайний раз я вас кормить буду.
Аксен поставил пару аппетитно дымящихся котлов между нами, снял крышки и мы полезли смотреть, чуть не сталкиваясь лбами. В котлах, полных до краев, под слоем кружочков жира, между листьями какой-то травы белели разваренным мясом лягушачьи лапы.
– Это сколько ты их угробил, на два котла то? – промолвил Еруслан, первым обретший дар речи.
– Ну, ты же видел, какие они здесь здоровые. Штук тридцать, наверное…
Стали решать, кто будет пробовать первым. Аксен в это время черпал бульон, дул на ложку, ел и нахваливал. А потом вдруг сказал:
– Смотри, сержант, идет кто-то…