Но вот готов поставить всё имеющееся у меня
на кон и спорить, что несмотря на это Удильщица эта треклятая идет
по следу и не думает отставать. Ей погода нисколько не мешала, я
нутром это чувствовал. Остановись только — и почувствуешь, как в
затылок вгрызаются клыки, чтобы добраться до мозгов.
Но этого не произошло, никто не пытался
сожрать мои мозги. А ведь я остановился, потому что сбился с пути,
отстал и потерялся. Просто в какой-то момент остался
один.
Теперь вот вообще споткнулся и лежал посреди
огромной лужи. Даже позвать на помощь не было сил. Я даже
прошептать сейчас вряд ли что-нибудь сумел бы. О крике и речи быть
не могло, да и толку от него. Ливень шумел так, что заглушал всё
вокруг.
Но раз пока что меня никто не собирался
убивать, то решил, что уже достаточно належался в луже. Еще раз
осмотрелся, темень непроглядная. Только слева виднелась
металлическая решетка декоративного заборчика. Поэтому в ту сторону
и пополз. Почему-то казалось, что так я был менее
заметен.
— Хватит уже херней страдать. Или заходи, или
вали отсюда к импам в задницу, — на втором этаже дома открылось
окно, из которого выглядывала молоденькая девушка.
Прикинув, что да как, решил, что в общем-то
претензия была вполне заслуженной. Рассекать на пузе скорее всего и
правда было бессмысленной затеей. Резко встал и перелез через
невысокую ограду. Хотя на деле же просто перевалился через неё,
смачно ляпнувшись спиной в лужу. За что из окна меня обозвали
дебилом. Ну да, легко ей сверху сидеть и умничать. А я ведь не
специально, у меня просто сил почти не осталось.
— Дебил, — повторил обзывательство
здоровенный детина, который выскочил из дверей и, не спрашивая,
потащил за шиворот в дом.
— Кто такой? Отвечай, — дуло револьвера
уперлось в щеку, надавливая на зубы с такой силой, что мне пришлось
открыть рот, лишь бы не так больно было.
На меня сверху уселся небритый мужичок в
старющей, засаленной, широкополой шляпе. И от него пахло, как от
старой шубы, которую держали в шифоньере у бабушки в деревне, лет
десять не открывая.
— Меа заут Лус, — отменной дикцией тяжело
похвастать, когда тебе насильно что-то запихивают в рот.
— Что? — ковбой не сообразил, почему я
мямлил.
— Ствол убери, он же говорить из-за него не
может, — со второго этажа, сидя на ступеньках, в беседу вмешалась
та самая девчонка.