Петр очень мрачно взглянул на Сашу, не особенно нуждаясь в данный момент в советах мальчика.
– Боже мой, – проговорил Саша и уронил голову на руки. – Я искренне сожалею.
– Не говори мне об этом. Все сожалеют. А я хочу ужинать. – Петр потер назойливый нос Волка. Лошадь вздрогнула, откинула голову и быстро вновь успокоилась под протянутой Сашиной рукой.
В результате чего по какой-то странной причине у Петра возникло еще более неприятное видение.
Человек, женившийся на однажды умершей дочери Ууламетса, которая и сама была колдуньей, человек, который изо дня в день имеет дело с колдунами, лешими и им подобными, привыкает мыслить кратко и расчетливо, причем некоторые из посещающих его в самом начале мыслей вовсе ему и не принадлежат… и неожиданно Петр ощутил в себе дичайшее, самое безрассудное побуждение: немедленно встать, прогнать Волка назад, в те самые конюшни, откуда тот сбежал…
Даже несмотря на то, что Саша так любил лошадей и его прикосновение к ним было столь же открыто и правдиво, как собственное сердце.
Но это была лишь единственная короткая, до холода расчетливая мысль. Было глупо идти на поводу взбалмошного характера собственной жены, и все же еще большая глупость оставлять ее наедине с сердечными переживаниями и странными воображениями: ведь порода колдунов была не вполне нормальной, и Саша и Ивешка сами не раз признавали это, и особенно ненормальна она тогда, когда каждый из них имеет собственное сердце. Особенно это проявляется тогда, когда они пытаются использовать эти сердца и жить подобно обычным людям. Оба колдуна, которых он любил, открыто предупреждали его, что любят его и что любовь к чему-либо из окружающего была очень опасна и для них и для всего вокруг.
Мертвые деревья были вполне наглядными свидетельствами этого.
– Вешка, – выкрикнул Петр, хватаясь рукой за перила и подтягивая себя, чтобы встать на дорожку. – Вешка, черт возьми, здесь темнеет, здесь становится холодно, а я все еще не получил свой ужин. Ты слышишь меня?
В доме стояла полная безмятежная тишина.
Тогда он поднялся на крыльцо и постучал в дверь собственного дома.
– Вешка? Давай будем разумными. Разве мы не можем ими быть?
Вновь тишина.
– Вешка, я люблю тебя. Разве я должен оставаться здесь на всю ночь?
Дверь открылась. Без всякого прикосновения к ней.