Но вот Ивешка беспокоилась с самого начала. Она отругала его и назвала дураком по поводу банника, он же, тем не менее, все еще продолжал верить ему, стараясь увидеть невидимое, чтобы понять смысл его предсказаний…
Петр был обычным человеком, он был глух и слеп к какому-либо влиянию. Все происходящее вокруг него, условно выраженное лишь слабыми виденьями, имело очень малую силу над ним, в сравнении с колдуном, до тех пор, пока источник этих перемен не приближался к нему на расстояние вытянутой руки.
Саша желал себе, чтобы он прислушивался к Ивешке, чтобы с самого начала слушал ее. Он вызвал банника, и он появился у них в тот самый момент, когда над лесом опустилась эта тишина, и этот банник был таким же кособоким и вертлявым, как тот дом, что они построили для него. Он в беспорядке выбрасывал им отдельные фрагменты видений, которые отражали либо нависшую над ними угрозу, либо события давних лет. На них можно было смотреть, думать и сомневаться, и вновь смотреть: ведь колдун должен знать, он хотел знать и продолжал это до тех пор, пока не оставалось уже никаких сомнений в происходящем. Но и сам этот процесс все время претерпевал изменения, а от этих изменений возникали новые сомнения…
Остерегайся моей дочери, подсказывали ему воспоминания, полученные от Ууламетса: старик никогда не верил ей. Но при этом он искал ее советов, и не пользовался ими, когда она давала их ему, даже не прислушивался к ним, он был слишком уверен в своей правоте…
Обдумай все как следует, всегда советовал ему Ууламетс. Старайся сделать все возможное, и не приступай, пока не будешь до конца уверен во всем…
Что-то неладное происходило вокруг них, но ведь для этого было много причин: это мог быть просто сильный дождь, или это могла быть появившаяся у них лошадь, или это могли быть их собственные страхи о тех виденьях, которые они наблюдали в бане, но так или иначе, оставалось ужасное ощущение того, что все желания идут слишком криво, а вместе с ними и вся их безопасность подвергается риску в этом отнюдь уже не безопасном лесу.
Но времени на раздумья нет, уговаривал он самого себя, не было времени для пророчеств, не было места, где можно было посидеть и спокойно обдумать все от начала и до конца. Сейчас у него было единственное и ясное желание: добраться до Петра прежде, чем это сделает кто-то еще.