Услышав за дверью шаги, я с головой ухожу под воду. В уши забивается пушистая пена, приглушает звуки. Дыхание я задерживаю, чтобы не глотнуть горькой мыльной консистенции, и напряжённо отсчитываю до трёх.
Раз — тяжёлая поступь приближается.
Судорожная попытка сделать вдох.
Два — тихо открывается дверь.
Не дышать.
На счёт три в ванну резко ныряет рука, хватает меня за волосы, и безжалостно тащит на поверхность. Мне больно, обидно и неприятно, но я стискиваю зубы, подавляя вопль возмущения. Шатун пьян, его пошатывает, густой дух алкоголя забивает мои ноздри. Принудив вылезти из ванны, он подтягивает меня ближе, наши лица почти на одном уровне. Хриплый голос разрывает тишину, будто грубая пощёчина:
— Чё это за дурь тебе в башку стукнула?! Утопиться вздумала?
И в мыслях такого не было. Но оправдываться не хочу, он не выносит, когда ему перечат. Моё дело маленькое — во всём повиноваться. Быть всегда в хорошем настроении, угождать покровителю, а не жаловаться на судьбу и не ныть. В общем-то, ныть я не люблю в принципе, и от той наивной девчонки, приехавшей покорять Москву полгода назад, мало что осталось.
Если та Юлька и существовала, увидеть её выпадал шанс не многим. Только самые близкие люди знали меня прежнюю, настоящую. Для прочих я отныне — надменная сука, любовница Ярослава Николаевича Шатуна, самого страшного бандита столицы.
— Чё молчишь? В падлу тебе со мной говорить? — пыхтит Ярик, встряхнув меня, словно нашкодившего щенка, и больно сдавливает пальцами за обе щеки. — молчишь, думаешь обо мне всякую хрень, да? Ненавидишь?
Я не отвожу взгляд. И вся гамма эмоций в нём наверняка отражается, как чёткие следы на девственно-белом снегу. Плевать!
— Ненави-и-идишь, знаю. Забыла уже, кто из тебя звезду слепил. Дрянь провинциальная! Да если бы не я, ты бы загнулась в своей дыре, пахала бы на чужого дядю за гроши, или раздвигала ноги перед грязными братками в вонючем борделе родной деревни! — удовлетворённо тянет Шатун, неожиданно улыбнувшись.
В этой улыбке ни капли тепла. Хищный оскал на перекошенной от попойки одутловатой морде. Видимо, он не чувствует разницы между тем, что мне приходится трахаться с ним или спать с парнями с родины. Будь у меня выбор, я бы предпочла трудиться уборщицей там, а не так называемую «сладкую» жизнь в Москве!