Одно помнит хорошо: странную перемену в поведении царя. А именно: сиюминутный, мимолетный скачок от всепобеждающей надменности и уверенности в своем всесилии к растерянности, беспомощности и бессильной злобе, что легко читалась в те секунды на породистом холеном лице. Такое, дорогие мои, не забывается.
И еще помнит: знамений не было. Не громыхнуло за горизонтом, голубых зарниц не было, небеса не разверзлись, и страхоликий ангел смерти не махал сверкающим мечом, намекая, что пора закругляться с поеданием транков и бесцельным валянием на постели и настало время заняться делом.
Все было обыденно, прозаично и произошло, по большому счету, за несколько секунд – когда покидали то маленькое кафе у железнодорожного моста. Выходя, Сергей обернулся в последний раз, зачем-то глянул на «царя» со свитой, оставшихся за столом, отметил краем глаза, как «царь» резко отвел взгляд… И понял вдруг, как молнией по черепу навернуло – мгновенно ответил для себя на один из трех извечных вопросов: что делать???
Вернувшись со «стрелки», Сергей пообедал, повалялся по обыкновению, бездумно глядя в потолок, вечерком вышел гулять, заверив мать, что на угол Староконюшенного не пойдет, а если и пойдет – то безо всякой задней мысли.
Прогулявшись, впервые за последнее время с аппетитом поужинал, вытянул из-под кровати успевшую покрыться пылью «Шахнаме» абудабского издания и пару часов читал. Затем уснул и без сновидений проспал до десяти утра.
Проснувшись, опять прогулялся, сделал зарядку, принял контрастный душ и, пока мать готовила завтрак, за десять минут написал программу на ближайшие два года.
Программа получилась короткая, но емкая и вполне реальная – она не содержала ни одного невыполнимого пункта. Прочитав программу несколько раз, Сергей ошибок и неточностей не обнаружил, листок сжег и, поверхностно проанализировав свое состояние, сделал вывод, что авторы позднейшего периода вседозволенности были, по-видимому, правы.
Эти пресловутые «пламенные» начала столетия то ли и в самом деле были безнадежными сумасшедшими, то ли страдали хромотой логического мышления, то ли вообще об оном (мышлении) не слыхали. Эти термофеномены, бедолаги, так и не сумели сформулировать для себя правильный ответ на вопрос «что делать?», хотя президент их фанклуба и написал работу с одноименным названием. Потому и горели попусту.