Вид у него был очень серьезный.
– Согласна, но потом, – кивнула я. И рассказала ему, что вампиры голодные.
– Так это как тот серийный убийца, который своих бедных маленьких вампирчиков оставил отвечать за свои убийства? Пару лет назад?
Я кивнула.
– Может быть, но тогда законы были другие. У меня и у СВАТ был зеленый свет и никаких иных законных вариантов, кроме как им воспользоваться. Сейчас варианты есть.
– Расскажи это жене Муллигана, – предложил Ульрих.
Я снова кивнула.
– Если они помогали в убийстве Муллигана и второго сотрудника, я с удовольствием прекращу их жизнь, но мне бы хотелось удостовериться, что пулю я всаживаю между нужных глаз.
– Их же не стреляют между глаз, – сказал его партнер.
Я посмотрела на его бейджик:
– Стивенс?
Он кивнул.
– Так вот, стреляют, и еще одну в сердце, а потом сердце вырезают, а голову отделяют от туловища.
– Боже мой! – сказал он ошарашенно.
– Ты хотел бы всадить пулю вампиру в мозг, когда он на тебя смотрит, весь в цепях?
Он посмотрел на меня с растущим тихим ужасом в глазах.
– Господи! – Он посмотрел мне за спину, на вампиров. – Они как мои бабушка с дедушкой. И дети!
Я обернулась, посмотрела на вампиров – Стивенс был абсолютно прав. Если не считать двух мужских тел – тех подростков, которых мы убили, – все тут выглядели кто как ребенок, кто как бабушка или дедушка, или мамочка из пригорода. Никогда не видела шайки вампиров такого ординарного вида одновременно и в одном месте. Даже в Церкви вечной жизни, вампирской церкви, не увидишь столько пожилых людей и детей. Никто не хочет застрять навеки в теле ребенка или старика. Слишком рано – или слишком поздно – хотеть жить вечно в телах, что стояли сейчас на полу на коленях.
Я наклонилась вперед и прошептала Зебровски:
– Никогда не видела столько пожилых вампиров и столько детей в одном месте – тоже никогда.
– И что это значит? – спросил он.
– Не знаю.
– Чертовски много вы не знаете для эксперта по вампирам, – заметил Ульрих.
Хотела бы я с ним поспорить, да не могла.
Не только вампиры наблюдали за мной, пока я, до зубов вооруженная, ходила по комнате.
– Рэмбо из себя строит, что ли? – буркнул кто-то.
Я не стала оборачиваться, искать, кто это. Я – женщина, а самые лучшие смертоносные игрушки среди всех присутствующих – у меня. Нехорошая штука – зависть к оружию.