Келлерман, однако, не живописует нам такого пути. Ведь нельзя же смешивать акты подлинной национализации с тем околпачиванием мелких вкладчиков из трудовой массы такими биржевыми акулами, какими были и всесильный патрон Аллана Ллойд и его соратник, грязный маклер по темнейшим сделкам, удачно изображенный в романе, С. Вульф.
Б. Келлерман, однако, слишком крупный художник, чтобы застревать на позициях художественной маниловщины. Он пишет: «Агенты Аллана, опытные, хладнокровные, обладающие проницательным взглядом работорговцев, сразу определили пригодность каждого из рабочих, его мускульную силу, его здоровье. Никакие ухищрения не могли обмануть их» (подчеркнуто нами – Г. К.).
А вот как реализовал инженер от рабочих «мистер» Аллан свой административный талант:
«Он объехал все работы, шумел, кричал, бранился, объявил в заключение, что работы идут медленно и что синдикат, платя большие деньги, требует самой напряженной работы. Уехал он так же внезапно, как приехал, вызвав всеобщее изумление и уважение (подчеркнуто нами – Г. К.)
Словом, перед нами обычный тип американского бизнесмена со своеобразными представлениями о векселях на «всеобщее изумление и уважение». Впрочем, и сам Келлерман как будто не колеблется в оценке действительных ценностей описываемой им американской «культуры».
Как живет, по словам автора, масса, преобладающая масса свободных граждан этой «демократической» страны? «Жизнь ничего не дает им, – пишет Келлерман, – они бывают только захвачены ее водоворотом. Тот, кто терял голову, пугался и падал, того давили колеса жизни и никто о нем не заботился. Сострадание стало роскошью. Старые культуры уже обанкротились и едва заслуживали внимания».
Это ли не подлинное «горе побежденным»? Недаром поле работ Аллана имело свой «ад» и свое «чистилище»:
«Шла напряженная работа: повсюду виднелись искривленные рты, вздувавшиеся мускулы, на висках бились жилы, тела прижимались друг к другу…» И над этим полем «воодушевленного труда» – зоркий глаз аллановских рабовладельцев, а поодаль, в новом городе имени Мака Аллана, заботливо приготовленное кладбище с мощным крематорием.
Келлерман утверждает, что этой массе давимых «железной лапой капитала» хотелось услышать новую мелодию, а не повторение старой уличной песенки.
«И Аллан это сделал. Он создал новую мелодию из лязга железа и треска электрических искр, и она всем была понятна: это была современная мелодия, такт которой слышался в грохоте поездов воздушной железной дороги, проносившихся над головой».